Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Попытки обойти или затушевать эти черты личности Г. И. Чернышевского нельзя признать объективными. Обычно ссылаются на строки из биографической статьи о Н. Г. Чернышевском, напечатанной в «Колоколе» в 1864 г.: «Это был – не поп, или, по крайней мере, очень мало поп». При этом считается, что в основе статьи в «Колоколе» лежат рассказы А. Н. Пыпина.[43] Между тем последний не мог быть автором или соавтором приведённой из «Колокола» характеристики Г. И. Чернышевского, и вот принадлежащие А. Н. Пыпину слова из его воспоминаний: «Это был человек глубоко благочестивый и, без сомнения, этому поприщу он придавал великое значение».[44] Кто-то другой, но не А. Н. Пыпин, послужил источником сведения об отце Н. Г. Чернышевского, всякое искажённое мнение о котором препятствует правильному истолкованию отношений, какие сложились между глубоко религиозным отцом и его сыном.

Сразу же по приезде Гаврилы Ивановича в Саратов два человека обратили на него самые пристальные взоры – вдова протоиерея Голубева, которой было далеко не безразлично, кто войдёт в её семью и займёт место главы, и могущественный губернатор Панчулидзев, которому нужен был образованный домашний учитель, способный заменить умершего Егора Голубева.

Семья Голубевых к моменту появления Гаврилы Чернышевского была сравнительно немногочисленной: вдова Пелагея Ивановна, её незамужняя тогда сестра Анна и две дочери – старшая Евгения (род. 30 ноября 1803 г.) и Александра (1806–1884). Невесте шёл всего пятнадцатый год, но юный возраст не мог служить препятствием к браку. К юной жене Г. И. Чернышевский отнёсся с величайшей нежностью и вниманием. Одна из родственниц вспоминала: «Женившись на Евгении от 22 июня Егоровне, Гаврила Иванович берёг её как ребенка, пока она не выросла в девушку, хотя и хрупкого сложения, но всё же достигшую своего полного физического развития».[45]

7 июня 1818 г. состоялось венчание молодых. Затем он уехал в Пензу за новым назначением. Сохранились два его письма к Пелагее Ивановне Голубевой, характеризующие его самого и тогдашние отношения в епархии. «Сердечному другу моему милой Евгении Егорьевой, – писал он 17 июня 1818 г., – посылаю коробку поцелуев; пусть возьмёт оттоле, сколько ей угодно, а лучше бы для меня было, ежели все. Любезнейшей сестрице Александре Егорьевой моё сердечное желание быть здоровою. Наконец, от чистого сердца пожелав Вам, маминька, и всем доброго здоровья и радования сердечного, есть Ваш послушнейший сын Гавриил Чернышевский». В следующем письме от 22 июня описывалась не без юмора встреча с епископом: «Во время благовесту, к вечерни, прихожу в архиерейский дом, куда плыла за мною и рыба, присланная в подарок от Петра Архиповича и Марфы Ивановны, – докладывают ему обо мне, – выходит – видит две рыбы и говорит: на что это. Я говорю, Пётр Архипович и Марфа Ивановна Зотовы прислали в гостинец Вашему Преосвященству. – Благодарю покорно, потом подаю ему в руки наш подарок и в ответ получил: напрасно беспокоитесь, однако ж взял, сказав спасибо, посем спросил меня, произвёл ли я дело в консистории. Я говорю: я вчера только приехал: совершить оное было некогда, посем прошу его посвятить меня поскорее, упомянув, что в той церкви, к которой я произвожен, 5 июля праздник храмовый, на сие получил в ответ: я на этой неделе служить не буду, потому что на следующей много праздников, мне часто служить трудно <…> Я от архиерея – во вторник, произвёл в консистории дело, в среду внёс к архиерею, теперь завтрашнего дня дожидать».[46] 24 июня совершено рукоположение Г. И. Чернышевского «во иереи у Сергия».[47] 5 июля, в день своего рождения, он вступил в должность.

Сергиевская церковь, считавшаяся одной из лучших в Саратове, построена в 1767–1770 гг. В 1818 г. в её приходе числилось 180 дворов (немногим более полутора тысяч человек).[48] Расположена она в зажиточной купеческой части города, и приход давал священнику необходимый достаток. Егор Иванович Голубев (ум. 20 апреля 1818 г.) «был человек честный, учёный и любимый многими», – писал его сослуживец Н. Г. Скопин и прибавлял: «Умел очень хорошо вкрадываться в людей, от чего многие звали его „русским иезуитом”. Дом имел каменный и оставил довольно денег».[49] Всего за четыре года до кончины он по ходатайству губернатора Панчулидзева был произведён в сан протоиерея «в рассуждении, – гласила резолюция епископа, – учёности, благонравия, рачительного исполнения возлагаемых должностей и одобрения многих достопочтеннейших особ о похвальной жизни».[50]