На 100 лет вперед. Искусство долгосрочного мышления, или Как человечество разучилось думать о будущем

* Выражение «соборный менталитет» (англ. cathedral thinking) в русской религиозной и философской традиции имеет значение, связанное с христианским мироощущением и культурной идентичностью. Здесь и далее автор понимает под этим термином особый менталитет, который был присущ строителям соборов, часто возводившихся на протяжении нескольких человеческих жизней и спланированных так, чтобы простоять много веков. – Прим. пер.

Им противостоят грозные оппоненты, в том числе те, что пытаются использовать долгосрочное мышление в корыстных целях. Особенно ярко это проявляется в финансовом секторе. Как однажды с гордостью заявил бывший глава инвестиционного банка Goldman Sachs Гас Леви, «мы жадны, но жадны в долгосрочном, а не в краткосрочном плане»[15]. Более того, повстанцы времени уже столкнулись с суровой реальностью, обнаружив, что целый ряд фундаментальных принципов общественного устройства, от государств и представительной демократии до потребительской культуры и самого капитализма, больше не соответствуют эпохе, в которой мы живем. Казалось бы, эти концепции и институты были изобретены не так давно, несколько столетий назад, но по геологической временно́й шкале это было еще в голоцене – эпохе стабильного климата, длившейся около 12 000 лет, в течение которых человечество процветало, а планета могла в значительной степени справляться с экологическим эффектом материального прогресса, издержками и рисками новых технологий, а также напряжением, вызванном ростом населения. Но этот период позади: прямо сейчас мы переходим в антропоцен – новую эру, в которой человек создает нестабильную планетарную систему и угрозу экологической катастрофы[16].

В некотором смысле это аналог проблемы QWERTY – раскладки наших неэффективных клавиатур, которая была разработана еще в 1860-х гг. с тем, чтобы разнести подальше наиболее часто используемые клавиши пишущей машинки и таким образом снизить частоту их заедания. Точно так же сегодня у нас полно общественных институтов, которые были созданы для решения проблем другой эпохи. Неизбежно напрашивается вывод: если мы хотим создать мир, пригодный для нынешнего и будущих поколений, нам необходимо глубоко переосмыслить и перестроить ключевые аспекты общества – то, как функционируют экономика и политика, то, как устроены наши города, – и привести их в соответствие с новыми ценностями и целями, чтобы обеспечить долгосрочное процветание человечества. И времени на это у нас совсем немного.

Существует ли идеальный временной горизонт, к которому мы должны стремиться в этой битве с недальновидностью? В качестве минимального порога долгосрочного мышления я предлагаю 100 лет: это соответствует потолку продолжительности человеческой жизни, позволяя выйти за рамки собственного «я», ограниченного смертью, и начать представлять будущее, на которое мы можем повлиять, но в котором нас уже не будет[17]. Столетие – это намного больше, чем принятые в корпорациях пяти– или десятилетние планы, и ближе по временнóму горизонту к таким мероприятиям, как посадка дуба, который вырастет уже после нашего ухода. Кроме того, можно опереться на опыт тех, кто обладает большей дальновидностью. У многих коренных народов горизонт важных решений составляет семь поколений, т. е. почти два столетия. Общественная некоммерческая организация Long Now Foundation в Калифорнии устанавливает еще более амбициозный временной горизонт – 10 000 лет – на том основании, что приблизительно столько лет назад, когда закончился последний ледниковый период, возникли первые цивилизации, а значит, будущее мы должны просматривать на такую же глубину[18]. В любом случае, не стоит бояться заглядывать далеко вперед. Когда вы будете пробовать мыслить долгосрочно, сделайте глубокий вдох и подумайте о том, что будет лет через 100 и более.

Перспектива радикальной надежды

Можем ли мы действительно совершить такой тектонический сдвиг парадигмы, когда долгосрочное мышление будет не только определять наши индивидуальные решения, но и проникнет в саму ткань общественных институтов, экономических систем и культурной жизни? Литературный критик Терри Иглтон проводит различие между оптимизмом и надеждой[19], предлагая рассматривать оптимизм как склонность видеть во всем светлую сторону, невзирая на факты. Такая позиция чревата самоуспокоенностью и пассивностью. Надежда же подразумевает более активную и даже радикальную позицию, допуская возможность неудачи, но концентрируясь при этом на успехе и глубокой приверженности результату, который по-настоящему ценен для нас.