— Вот этот высокий — Жора, рядом с ним его жена, Ангелина, — показала она на невысокую и полноватую темноволосую женщину. — Мальчики — это их сыновья. Старший Артем, ему пять, младшему Егорке четыре.
— А что это за женщина лет шестидесяти возле Георгия? — осведомилась я. — Та, что плачет?
— Моя свекровь, так называемая. Я думала, она и слезинки не проронит. Дождалась-таки, — со злостью выдала Наталья.
— Чего дождалась? — замерли мы в предчувствии разгадки преступления.
— Сашиной смерти, — вздохнула вдова. — Всю кровь из него высосала. Еще мать называется. — Тряхнув головой, словно пытаясь освободиться от какого-то неведомого нам наваждения, а может, приступа ярости, продолжила: — А вот этот, который приближается к нам, это Николай Хрякин. Помните, я о нем говорила?
Да. Не знаю, как Катька, а вот я помнила о нем постоянно и беспрерывно.
— Юля! И ты здесь? — удивленно поприветствовал меня Коля, подходя к нашей невеликих размеров группе. Все ближе и ближе…
— Да, — промямлила я и заулыбалась. Я знала, что на похоронах этого делать нельзя, тем более стоя рядом с горюющей вдовой (и мне стыдно, правда!), но один вид Николая Хрякина рождал бабочек в моем животе.
Крюкова скорее всего удивилась, но вида не подала.
Так состав нашего ополчения вырос до четырех представителей. Разговор плавно потек вокруг убитого, в основном, о том, каким он был хорошим человеком, какой они с Наташкой были замечательной парой, да как же все так жутко произошло. Потом Николай, закуривая дорогие сигареты (я никогда в жизни не курила, даже не пробовала, но мой папа заядлый курильщик, поэтому я знала цены), поведал нам подробности своего бизнеса, в чем мы были абсолютными чайниками, в смысле ничегошеньки не секли. Затем переключились на семью Юрочкиных. По всей беседе в общем и по некоторым фразам в отдельности создавалось впечатление, что Николай недолюбливает Юрочкиных так же, как и Наталья, если не больше, но бойкот относился в основном к матери Александра, а о Георгии, к моему несказанному удивлению, Колька отзывался скорее со знаком «плюс». «Благородный», — тут же пискнуло мое сердечко. Ну ведь действительно, абсолютное большинство на его месте недолюбливало бы Юрочкина только за то, что ему светит недостойное его (как этому большинству от зависти и казалось бы) место, а вот такие достойные пропадают в вечных замах. Так, и сейчас Хрякин хвалил Жорика за то, что он срочно прилетел из Штатов (куда его отправил еще живой Крюков), дабы посетить похороны, хотя один пропущенный день в подобном бизнесе может многое поломать.
— То есть на момент убийства Георгий Юрочкин был в США? — по-простецки полюбопытствовала Катька, даже не подумав о том, как это прозвучит.
Колины брови взлетели от удивления на такую бесчувственность, тем не менее он кивнул.
— Жаль, — пробормотала подруга, что звучало гораздо хуже, чем предыдущая реплика, однако никто ей не сделал замечания.
Но и на этом ее энтузиазм не иссяк. Через некоторый промежуток времени Катька, проследив за моим немигающим взглядом, который как вперился в самом начале в Николая, так и не желал от не него отлепляться, и задумав прийти мне на выручку, неожиданно, но демонстративно глянула на наручные часы и заголосила:
— Боже, ужас какой! Уже половина второго! Юлька, че ты молчишь? — и больно ткнула меня локтем в бок. Я охнула, но смолчала, ибо еще не догадалась, какая роль полагалась мне в импровизированном Катькой спектакле.
— А в чем дело? — культурно осведомилась Наталья.
— Да у нее отец очень строгий. Стоит чуть опоздать — сразу ремень в руки! Велел в два как штык быть дома.
— Так в чем проблема? — отозвался тот, кого это все грязное дело и касалось. — Время еще есть.
Я опять не нашлась что ответить, но Катька-то из другого теста:
— Транспорт — штука непостоянная.
— Зачем транспорт? У меня машина, я довезу.
Я начала было соображать, чем же его машина так провинилась, что ее нельзя причислить к семейству транспорта, но размышления мои прервала фантастическая по своей чудесности картина, вставшая перед очами: сидим мы вдвоем в салоне автомобиля, лишь только мы и никого больше на этом свете (пусть даже свет ограничивался размерами «БМВ»), так близко друг от друга, совсем рядышком. Лишь он, я и месяц на небе. Такой круглый-круглый…
Мне бы остановиться на этом и вспомнить один пикантный момент из своей жизни, тесно связанный по рукам и ногам как раз таки с этой круглой луной, да что предшествовало появлению на ней образа ведьмы на метле, но фантазии уносили меня все дальше, в мир блаженства и неги. Последней каплей стал просторный, оформленный в стиле классицизм зал, куда я перенеслась в своем воображении и где я стояла рядом с Колей, а вокруг были родственники и друзья, и загадочная тетя, страдающая лишним весом, который она пыталась спрятать под свободным ярко-синим вельветовым костюмом, праздничным и безвкусным одновременно, спросила торжественным голосом: «Согласны ли вы взять в мужья…»
Не дослушав ее (я и так уже поняла, кого именно в мужья мне предлагают), я воскликнула в голос: