Братия Типографского монашеского братства в Ладомировой, в Словакии, перед зданием типографского корпуса в дни визита Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви. Начало сентября 1940 г. Первый ряд (слева направо): игумен Филимон (Никитин), АРХИМАНДРИТ Серафим (Иванов, настоятель), Митрополит Анастасий (Грибановский), архимандрит Нафанаил (Львов), игумен Савва (Струве). Второй ряд: монах Вячеслав, монах Григорий (Пыжов), монах Виталий (Устинов), иеромонах Герман, монах Сергий (Ромберг), инок Афанасий, А. П. Белонин.
На длинной веревке, прикрепленной к колесу, спускали они вниз к морю небольшую корзину. В эту корзину проезжавшие богомольцы клали свои даяния, главным образом, сухарики. Рыбу класть воспрещалось, и ее немедленно выкидывали в море, если случайно оказывалась в корзине. Молоко и яйца только на Пасху. Все посты проводили в сухоястии.
Строго жили, да и доселе живут отшельники на Каруле.
Среди них-то и поселился о. Феофан, которого мы будем теперь называть его схимонашеским именем Феодосий.
Проводил он там зело жестокое житие, изнуряя себя особенно мало-спанием и трудами на солнцепеке. Летом на карульских скалах стоит невыносимая жара, от которой старцы спасаются по глубоким пещерам, отдыхая от бессонных ночей, проводимых ими обычно в молитвенном бдении. Отец же Феодосий в самый полудневный зной лазает по скалам, собирает сухие сучья мелкого горного кустарника. Не для себя трудится – для престарелых собратий своих. И спит о. Феодосий час-другой в сутки не больше: на бессонницу ссылается, чтобы скрыть подвиг.
Так житийствует он долгие годы.
Не закопал о. Феодосий и своего ученого таланта. Много перевел он древних греческих рукописей по аскетике, увы, до сих пор за неимением средств не напечатанных. Он же был главным составителем выпущенной брошюры в защиту старого стиля.
И если Афон сохранил, несмотря на натиск Константинопольского Патриарха, старый стиль, – в том немалая заслуга и о. Феодосия, к которому обращались за советом даже настоятели греческих афонских монастырей.
Теперь немного из личных впечатлений об о. Феодосии.
Еще на богословском факультете много приходилось слышать о карульцах и особенно об о. Феодосии. Говорили, что это один из немногих оставшихся прозорливцев и вообще старец великой жизни.
Готовясь к иночеству со всей серьезностью идейной юности, я очень был озабочен поисками «настоящего», как я тогда говорил, старца. И по тому же юношескому максимализму решил ехать на Афон просить о. Феодосия быть моим старцем и постричь меня в малую схиму.
Сказано-сделано. В те времена визы на Афон давали сравнительно легко.
И вот, я на св. Горе. В сопровождении своего доброго знакомца, еще по первому путешествию на Афон, о. Харалампия двинулись мы из Андреевского скита в трудный горный сорокаверстный путь на Карулю.
Был конец июня. Стояла ужасная жара. Двое суток пути по каменистой тропе показались очень утомительными.
Зная скудость карульскую, несли мы за плечами по изрядному мешку провизии: сухарей белых для утешения старцев, рису, сахару, чаю, оливкового масла и несколько коробок рыбных и молочных консервов. Мешочки эти тоже порядком вгоняли в пот.
Первую ночь ночевали в гостеприимной Крестовской келлии. Вторую – у не очень гостеприимных греков в монастыре Симоно-Петре, где нас всю ночь поедом ели огромные злющие клопы…
Вот, наконец, вожделенная Каруля. У о. Феодосия келлия под его собственной церковкой, построенной ему еще до войны одним благодетелем. Есть, впрочем, и «гостиница» – крохотный домик, сложенный им из камня в три «номера» – кабинки. Нельзя без нее – много приходит иноков за советом, или просто на богослужение в церковь.
Приветливо встречает нас о. Феодосий, неторопливо истово благословляет. Лицо серьезно, задумчиво, но глазами улыбается старец. И чувствуешь, что он уже тебя любит. Сердце радостно сжимается. Хочется по-детски приласкаться, свою любовь как-то показать.
Далеких гостей первым делом, по афонскому обычаю, накормить надо. Тут уж мы оказались «прозорливцами» – кроме сухариков ничего путного у старца в запасе не оказалось, если не считать небольшого количества сухих полузаплесневевших смокв.