На алтарь любви

— Да, но я все время держусь начеку и вижу, что за нами пока не следят. Вероятно, французы так осложнили жизнь властям Фландрии, что им не до нас.

— А нам и дальше нужно притворяться торговцами?

— Все товары, что мы закупили во Фландрии, и те, что приобретем в Голландии, будут отправлены в Лондон для продажи. Почему бы не попробовать разбогатеть на нашем приключении?

— Значит, бросив военную службу, ты и правда решил заделаться торговцем? — осмелилась спросить Кэтрин.

Том загадочно улыбнулся:

— Не совсем, но, как человек благоразумный, я рад всякой возможности преуспеть. Подумай, ведь и ты тоже извлечешь для себя пользу от нашего путешествия.

Кэтрин не сомневалась, что события последних недель дарят ей превосходный материал для создания будущих пьес, но не признаваться же в этом Тому!

Амстердам оказался не таким шумным, как Антверпен. Он раскинулся на берегах великого множества каналов, вдоль которых нередко тянулись мощенные булыжником дороги. На узких улочках и мостах толпился народ, и никто не обращал внимания на трех путешественников.

— Ну, вот здесь мы и остановимся! — воскликнул Том, указывая на постоялый двор, вывеска которого изображала Пита Хайна, голландского адмирала, захватившего испанский флот тридцать лет назад.

Постоялый двор располагался на углу улицы, вдоль которой выстроились богатые особняки с террасами — узкие и высокие. Чуть позже Кэтрин узнала, что они оказались в одном из самых фешенебельных районов Амстердама, где жили торговые короли и принцы Голландии.

Отведенная им комната была чище, чем в Антверпене, хотя и не столь просторна. Из окна открывался вид на канал, мост и уходящую вдаль дорогу.

— Солдат, — заявил Том, выглядывая из окна, — сказал бы, что это отличный наблюдательный пункт. Ни один враг не сможет застигнуть нас врасплох.

— Если только не подберется с тыла, — колко отпарировала Кэтрин.

Она растерялась, увидев, что половину комнаты занимает громадная кровать с балдахином. Джорди расположился в крохотной гардеробной с нишей, приютившей узенькую койку.

— Ты специально это подстроил? — поинтересовалась Кэтрин.

Том развалился в кресле и с усмешкой смотрел на нее, отлично понимая, в чем причина ее волнения.

— Нет, жена, — ответил он. — Все другие комнаты, увы, заняты.

— Я уже говорила, — холодно произнесла Кэтрин, — что готова играть роль твоей жены на людях, но спать с тобой не собираюсь. Неужели мы не можем поселиться в другом месте?

— Амстердам, женушка, — это не Антверпен, и хозяин заверил меня, что нам повезло, раз мы сумели найти такое хорошее пристанище. Однако не беспокойся. Как видишь, кровать достаточно широка для двоих, а в середину мы положим подголовный валик — для защиты твоей чести. Спать на полу у меня нет никакого желания.

— Я беспокоюсь не за свою честь, — отрывисто произнесла Кэтрин, — а за твою.

— Очень благоразумно. Джорди подтвердит, что моя честь — понятие весьма странное, то она есть, то ее нет, но клянусь, я никогда не принуждал женщину к любви.

— Не думай, что осчастливил меня этим заявлением, — откликнулась она.

— Ах, женушка, если ты хочешь испытать подлинное счастье, давай забудем про валик и насладимся блаженством.

Черт бы побрал этого наглеца! И почему он кажется ей таким привлекательным? Что она нашла в его обветренном лице, мрачной складке у губ и золотисто-рыжих волосах? Чуть позже, когда мужчины направились промочить горло в ближайшей таверне, где можно было, не привлекая к себе внимание, начать поиски Грэма, Кэтрин принялась сочинять реплики для главного персонажа своей пьесы, неотразимого проходимца Лавуэлла, и, перечитывая их, поняла, что этот герой становится все больше похож на Тома.

Вечером, дописывая еще одну сцену для пьесы «Хвастун, или Простак женится», Кэтрин все еще думала о Томе. Дождавшись, когда высохнут чернила, она аккуратно убрала рукопись в сундучок. За окном стемнело, и шаги возвращающихся домой прохожих слышались под окном все реже.

Кэтрин зажгла свечу у кровати, решив, что пора спать. Вытащив из-под подушек валик, она положила его на середину кровати, с надеждой глядя на эту шаткую преграду.

Кэтрин сознавала, что боится себя ничуть не меньше, чем Тома: ей предстояло делить ложе с мужчиной, к которому ее тянуло словно магнитом, хотя она ничего о нем не знала — не знала даже, женат ли он.

Этот мужчина шатался сейчас по улицам Амстердама, вернее, по питейным заведениям и, может, дарил наслаждение другой женщине лишь потому, что Кэтрин не позволила ему доставить это наслаждение ей. Представив его с другой, Кэтрин содрогнулась и быстренько забралась в постель, натянув одеяло до кончика носа. Она решила не засыпать до возвращения Тома. Врасплох он ее не застанет.

Время тянулось неимоверно медленно. Изредка были слышны голоса, под окнами вдруг раздался женский смех, на него ответил мужчина, и, смеясь, парочка удалилась. Чуткий слух Кэтрин различал вдалеке чьи-то пьяные голоса, распевавшие песню. Глаза у нее слипались…