Но договорить он не успел. Графиня резко встала и быстро, не оглядываясь, пошла к выходу. Дедушка удивленно посмотрел ей вслед и в лице его что-то дрогнуло. Он тоже встал и сделал несколько неуверенных шагов вслед за Графиней. Потом остановился, и газета выпала у него из рук. Вдруг совершенно неожиданно дунул сильный порыв ветра, стремительно швырнув газету в глубь сада. В одно мгновение небо потемнело, будто на него легла чья-то тень, потом грохнул оглушающий раскат грома. А вслед за этим на землю стремительно полетели тяжелые капли, поднимая с земли облачка пыли. Дедушка продолжал потерянно стоять на дорожке сада. В одну секунду он был совершенно мокрый. А нераскрытый зонтик так и лежал на пустой скамейке.
- Он не узнал ее, не узнал! - говорила Ленка. И в глазах у нее стояли слезы.
На этот раз Клочик и вправду превзошел самого себя: фотографии получились приличные. Во всяком случае, глядя на них, было ясно: это - Клавдия Александровна. Это - Ленка, а это - я. И даже чайник, стоявший на столе, нельзя было спутать с газовой плитой или умывальником. И я, честно говоря, пожалел, что во время съемок корчил рожи, думая, что ничего путного не выйдет.
- Леха, ты на эту, на эту карточку погляди, - говорил Клочик, бледный от гордости. - Хоть в «Огонек» для обложки посылай.
На фотографии, про которую говорил он, Ленка тащила в рот ложку с вишневой ягодкой, искоса поглядывая на камеру и тихонько улыбаясь. Ни меня, ни Графини в этом кадре не было.
- Успел-таки отдельно щелкнуть, - сказал я.
- Успел, - ответил довольный Клочик. - Эх, увеличить бы ее тридцать на сорок! Во был бы портретик. Да жаль у меня бумаги такой нет.
- А ты в фотоателье снеси. Благо, что ходить далеко не надо. Там тебе хоть метр на метр сделают. А потом можешь на крыше его устанавливать. Вроде транспаранта.
- Ну, кто же мне даст портрет на крыше поставить, - сказал Клочик, будто я ему всерьез такую чушь предлагаю.
- Тогда у нас в классе приколоти. Между портретами Льва Толстого и Софьи Ковалевской.
- Не то. А что, если… - Клочик вскочил со стула и запрыгал как ненормальный. - Придумал! Колоссальная мысль! Витрину в нашем фотоателье помнишь?
- Ну, помню.
- Там кто висит? А? Моряк с висячими усами висит. Первоклашка какой-то прилизанный с букварем и девица рыжая с выпученными глазами. И вот висят они там, наверное, сто лет. Как себя помню, они там висят.
- Уж не хочешь ли ты… - начал я, не поверив своим ушам.
- Ну, конечно! - перебил меня Клочик. - Ты только представь: идет Ленка в школу и вдруг видит на витрине свой портрет! Ух, что будет!
Клочик даже зажмурился от удовольствия.
- Бред, - сказал я. - Никто Ворожеву на витрину не повесит.
- Ну, почему не повесят. Сам ведь говоришь, что карточка хорошая. Ее только увеличить надо. Да чего гадать - пошли и проверили.
Я понял, что безумная любовь требует безумных идей и что спорить с трубадуром бесполезно.
В ателье было совершенно пусто. Лишь за столом дремал старичок приемщик, а из глубины помещения доносились вопли какого-то малыша.
Когда мы подошли к столу, старичок пробудился и взял ручку:
- На документы? На паспорт? Или художественный портрет желаете заказать? Можем даже на тарелочках.
- Нет-нет, мы не фотографироваться, - сказал Клочик. - Мы бы хотели поговорить с фотографом. У нас к нему дело. Личное.
Старичок сразу потерял к нам интерес.
- Пройдите по коридору и подождите, пока мастер освободится, - сказал он, зевнул и снова закрыл глаза.
Мы пошли по узкому коридорчику и подошли к проему, завешанному тяжелыми шторами. Из-за штор неслись отчаянные крики малыша. Мы заглянули. В ярко освещенной комнате, на площадке, огороженной маленькими деревянными перильцами, стоял белобрысый карапуз и отчаянно ревел. Рядом суетилась его мама, безуспешно пытаясь сунуть в руку малышу огромный разноцветный мяч. Напротив стоял высокий бородатый фотограф, с длинными растрепанными волосами, чем-то похожий на постаревшего д'Артаньяна.
- Мамаша, да успокойте же вы наконец ребенка! - кричал он, хватая себя за волосы. - У меня уже сил нет!
- Ах, товарищ фотограф, ради бога, простите, - отвечала женщина. - Он у нас почему-то ужасно боится брюнетов. Особенно бородатых. Вы знаете, в нашей семье все блондины.
- Что же, побриться прикажете?! Волосы выкрасить? Мальчик, да замолчи ты хоть на секунду! Посмотри в эту дырочку. Сейчас оттуда птичка вылетит. - И фотограф замахал своими длинными руками, изображая, наверное, как вылетит птичка.
Малыш закричал с удвоенной силой.
Мы с Клочиком потихоньку продвинулись в глубь комнаты. Заметив, что малыш нас видит, я скорчил рожу и подмигнул ему левым глазом. А Клочик показал ему «козу».
И до чего же удивительный народ эти маленькие! Не успела еще последняя пара слез скатиться с толстых щек малыша, а он уже не кричал. Будто кто-то нажал кнопку и выключил звук. Тогда Клочик показал ему язык, а я подмигнул правым глазом.
И малыш вдруг потешно засмеялся, сразу позабыв, что он боится бородатых брюнетов.