И она взбежала по ступенькам к нему на трибуну, в руке у нее были розы, она приветственно махала людям, и если раньше толпа ликовала, то теперь при виде ее все просто обезумели. Кэти была такая красотка, с такими ножками, с такой фигурой, что даже дураку было ясно: ей, конечно, от Андерсона многое достается, но уж, во всяком случае, не побои. И вот толпа ревет и беснуется, а они оба стоят рядышком и машут. Я поглядел на телекамеры, и будьте уверены: красные глаза объективов горели все как один. Ага, значит, губернатор все это видит, ничего не упустит.
— Ваш губернатор требует, чтоб я немедленно ответил на его вопросы,— продолжал Андерсон, когда толпа утихомирилась.— Пускай посмотрит на Кэти, друзья, лучшего ответа я ему дать нс могу. Но, видно, ему этого недостаточно, он все равно хочет навязать нам свои правила игры, как хочет по своей прихоти решать за вас, что вам можно делать, а чего нельзя. Ну что ж, я все это обдумал и пришел вот к какому выводу: он хочет, чтоб я ответил на его вопросы — прекрасно, я сейчас отправлюсь в Капитолий и дам ему ответ, какого он заслуживает!
Тут все завопили, как бесноватые — толпа ведь всегда такая,— а уж когда они услышали, что он приглашает всех с собой к губернатору, началось форменное светопреставление.
— Я этой истории не слыхал,— сказал Данн,— но она вполне в духе Андерсона. Во всяком случае, одному он нас всех научил: не уклоняться от опасности, не прятаться, а идти ей навстречу, как шел он сам. Так по крайней мере нам казалось. Ведь с тех пор, как появилось телевидение, важно не то, что человек делает и говорит, а какое он производит впечатление, и Андерсон был первый крупный политический деятель, кто это понял.
— Но с губернатором ему в тот день повидаться так и не удалось,— сказал Френч,— и вовсе не потому, что он не больното добивался встречи. Во-первых, они потеряли уйму времени из-за нерасторопности священника одной из местных епископальных церквей, который взялся организовать это дело. Когда автоколонна тронулась в путь, половина толпы уже разошлась, а так как полиция их, конечно, не эскортировала, пришлось ползти по улицам в потоке машин и подолгу стоять у каждого светофора. Кстати, после этого случая Андерсон всегда отказывался в нашем штате от полицейского эскорта и непременно объяснял почему: он не хочет мешать движению и задерживать пешеходов лишь для того, чтоб скорее проехать самому. Ну, и конечно, губернатор рядом с ним выглядел дурак дураком: он-то всегда ездил в сопровождении десятка мотоциклов с завывающими сиренами.
В тот день Андерсон добирался до Капитолия больше часа, и, когда автоколонна остановилась на площади, с ними осталось всего десятка полтора машин да автобус с журналистами, репортерами и помощниками Андерсона. Но все равно их в общей сложности было не меньше сотни, и когда Андерсон со своей когортой стал медленно подниматься по длинной лестнице Капитолия — телевизионщики воспользовались этим и установили камеры наверху — горстка жирных, ленивых полисменов уже была бессильна что-нибудь сделать. Что это были за полисмены, вы знаете: двоюродные братья и зятья важных персон, которым удалось-таки пристроить своих никчемных родственничков к государственной кормушке. Один чуть не целую милю размахивал своей дубинкой перед уполномоченным Андерсона, но толпа двинулась прямо на него и беспрепятственно вошла в вестибюль, а туристы, которые в это время осматривали здание, либо поспешили улизнуть, либо присоединились к шествию.
Мы громко протопали по коридору к губернаторскому кабинету, причем фоторепортеры со своими камерами все норовили забежать вперед, газетчики выкрикивали Андерсону вопросы, задние ряды напирали на передние. Толпа была настроена вполне миролюбиво, хоть и возбуждена, а это всегда опасно. Возбуждение каждую минуту может перейти в ярость, и я боялся, как бы кого не затоптали. Что говорить, мы то и дело попадаем в оборот и похуже. Просто не понимаю, что сейчас творится с людьми, они только и знают, что демонстрируют и маршируют. Я всего лишь репортер, а не политический обозреватель, не то, что Морган, но, проведя тогда день с Хантом Андерсоном, я впервые почувствовал, как эти шествия затягивают.
Андерсон шагал впереди, возвышаясь над толпой, так что даже идущим в самом хвосте было видно его голову. У кабинета губернатора он выступил вперед, повернулся к толпе, поднял руки и крикнул — что именно, я не разобрал, может, просто: «Подождите минуту!» Как бы то ни было, его призыв, а главное, воздетые руки мгновенно подействовали на людей. Все остановились и умолкли. Так что если вам кто-то скажет, что Хант Андерсон не обладал магнетизмом, не верьте ему.
— Давайте-ка потише, друзья,— сказал он,— и прошу вас не напирать, иначе вы ничего не услышите.