На арене со львами

— Так и президент сказал. Он был прямо-таки счастлив, что я за них взялся. Сказал — это единственное, на чем я могу сыграть. Но ведь не из-за одних же воротил я принял на себя все эти муки, терплю все это лицедейство, эту мышиную возню? Ведь в мире столько важных нерешенных проблем, столько проблем у нас, в Америке, мне хочется говорить с людьми о них — я даже думаю, что сумел бы часть этих проблем решить, стань я президентом,— и все-таки я каждый раз скатываюсь все на ту же дорожку: я-де против воротил, я-де защищаю интересы народа. Мне иной раз начинает казаться, что я и в жизни такой же кретин, как в о’конноровских фильмах, ей-богу. Я сам уже себя не узнаю, не понимаю, что я делаю и зачем.

— Вы просто устали, вам надо отдохнуть.

— Некогда мне отдыхать. Я должен сделать так много, а времени осталось так мало.

— Да ведь пока все идет хорошо. Дайте себе денек-другой передышки, отоспаться, и жизнь покажется вам менее мрачной.

Нет, не поможет Андерсону отдых, Морган-то это понимал, по он видел, что другу сейчас нужна поддержка.

А может, нужно было совсем другое, подумал он, прислушиваясь к голосу Гласса с его репортерскими интонациями и глядя, как на лужайке перед домом расставляют столы, может, во мне просто взял верх газетчик, который не мог допустить, чтобы Хант замолчал. Так это было или не так, поди разберись, когда привычка въелась столь глубоко. Ведь в том и суть всякой профессиональной привычки, что она позволяет делать знакомое дело, совершенно о нем не думая.

— Не надо обманывать себя.— Андерсон сидел развалясь, его колено уперлось в спинку переднего сиденья.— Мне все время приходится подгонять своих людей. Им кажется, что раз мы победили на первичных выборах в нескольких занюханных штатах, успех нам обеспечен. Я сейчас как будто иду впереди, но ведь никто, кроме меня, в этом состязании не участвует, а как говаривал Зеб Ванс, если лошадки не скачут, их и не обгонишь. На Джо Бингема никто не клюнет. Старк — осел, каких мало. Вице-президента поднимают на щит до поры до времени, пока не нашли более или менее подходящего кандидата. Скажем, такого, как Эйкен.

— Эйкеп вполне на месте,— согласился Морган.— С должностью губернатора он справляется, но никто при виде его особого восторга не выказывает.

— И все-таки они выставят Эйкепа, помяните мое слово. Сравните его с остальными — право же, он на голову выше их всех, и с ним мне так просто не справиться. Кстати, вы знаете, что президент пытался воскресить Хипмена?

— Я слышал, он же сам его и похоронил.

— Да, после того, как лидеры движения за гражданские права его прикончили. Но, судя но опросам общественного мнения, он шел вторым, сразу же после Неизвестного Кандидата. Они даже этого сукина сына готовы были принять, лишь бы от меня избавиться, да вовремя разглядели, что ему место только на свалке.

— Эйкена за пределами его штата почти не знают. Если они не в состоянии найти что-нибудь получше, ваши дела идут успешней, чем я думал.

Хант снова хохотнул — все так же хрипло и безрадостно.

— Спасибо. Как Энн?

— Да ничего как будто.

Хант вздохнул.

— Дома вас ждет такая красотка, а вы вот со мной по стране мотаетесь. Ей-богу, Рич, в вашей шкале ценностей что-то сместилось.

— Да ведь и у вас дома осталась не сказать чтоб уродина.

— Господи, разве Кэти бывает дома? Я, например, не имею ни малейшего представления, где она сейчас, не знаю даже, в каком штате. Она еще глубже меня втянулась в это дело.

— Вас-то с ней никто не неволит, а вот наш брат-репортер таскайся за вами по долгу службы.

Уныние Ханта передалось Моргану. Мне в те дни самому уныния было не занимать, подумал Морган, поднося к губам стаканчик с водкой. Когда Андерсон спросил его об Энн, он даже вздрогнул, но тут же сообразил, что Хант ведь ничего не знает, он слишком давно уехал из Вашингтона и слишком много сил отнимает у него предвыборная кампания. Впрочем, почти никто этого не знал. Энн так упорно чуждалась всего, чем он жил как газетчик, что его вашингтонские коллеги-журналисты и политические деятели ни в то время, ни позднее ничего не могли сказать о ней — они иногда с ней встречались, обменивались ничего не значащими фразами, но и только.

Андерсон не ответил на последние слова Моргана.

— Помните того юного адвоката, который сопровождал нас после первых выборов? Мы ехали вместе в машине и он попросился работать со мной? А вы еще сказали, что рано или поздно он с меня свое стребует?

— Уверен, что я оказался прав.

Водитель сбавил скорость — они въезжали в город, где Ханту предстояло выступать. Старые панельные дома и пустые раскаленные улицы выглядели злобно, беспощадно, не давая спуску тем, кто жил не здесь.

— Насчет него, может быть, вы как раз и не правы — таких, как он, сейчас очень много, я встречаю их в каждом штате и уже сбился со счета. Но о том, что вы тогда мне сказали, я много думал.— Андерсон зажмурился, точно ему было невмоготу глядеть еще на один город.— Ведь так оно и есть, правда? Никто ничего не делает даром. Так было во времена Старого Зубра, так все осталось и посейчас.