Скоро в цирке организовался клоунский клуб. Хотели примкнуть к клубу и остальные артисты, но их не приняли. Исключение сделали только для балетмейстера Нижинского. Каждый вечер шел какой-нибудь аттракцион, и клоуны в третьем отделении были свободны; они поочередно приносили закуски и вина, читали газеты, говорили о своей работе, и, просидев с часок-другой, расходились по домам. Беседа проходила очень дружно и интересно.
В Одессе появились огромные афиши, извещавшие о полетах на аэроплане Ивана Заикина. В день полетов на бега потянулась вся Одесса. Я первый раз увидел аэроплан и полеты. Аэроплан был куплен для Заикина богачами Пташниковыми. 3аикин поднимался в этот день (15 ноября 1910 года) раза три и летал удачно. Последний раз неудачно сел и сильно разбился. Он пролежал в больнице дней десять. Полеты Заикина вызвали в цирке много разговоров, а когда он пришел, наконец, выписавшись из больницы, в цирк, то своим появлением произвел фурор.
Отец записывает: «Говорил в уборной с Заикиным. Последнее падение его ничуть не смущает, наоборот, он глубоко верит в свое новое дело, и если убьется, то… прежде чем умереть, он хочет заставить говорить о себе весь мир».
В Одессе были обнаружены чумные заболевания. Было объявлено, что полиция за каждую пойманную крысу платит по рублю. В клоунскую уборную пришел фельетонист газеты и рассказал отцу, что полиция платит за доставленную крысу по рублю, и сама отсылает их в Петербург и получает за каждую крысу по три рубля. Фельетонист предложил отцу как-нибудь продернуть полицию за это с арены. Отец передал об этом разговоре Малевичу. Малевич разрешил отцу сделать репризу, сказал, что ответственность берет на себя.
На субботнем представлении, когда публики под праздничный день было больше, мы выступили со следующей репризой.
По арене пробегала большая бутафорская крыса. Я бежал за кулисы, привозил тележку с капканом, ловил крысу, прыгал на нее. У крысы в животе был воловий пузырь, он лопался с треском. Я брал крысу за хвост с явным намерением ее выбросить. Отец останавливал меня и говорил, что бросать крысу не нужно, что она с Малой Арнаутской улицы (на этой улице было особенно много чумных случаев), что он снесет ее кое-куда, получит за крысу рубль, а кое-кто получит за нее потом три рубля.
Последняя фраза была принята с восторгом.
На следующий день в цирке был получен приказ «клоунам Альперовым на арене говорить не разрешается», вечером мы сделали акробатическое антре. После этого через арену пробегала крыса. Я без слов ее ловил, убивал, оставлял на арене, убегал за кулисы и возвращался на тележке с белым флагом (на чумные случаи Толмачев выезжал обычно с белым флагом) в одежде санитара с рыжими, как у Толмачева, усами. Было это в воскресенье. Цирк дрожал от аплодисментов. Малевич пришел в уборную и сказал, чтоб я не боялся, так как он заручился разрешением, где надо, и если нас вышлют из города, то мы от него будем получать жалованье до конца контракта. На другой день он нам сообщил, что говорить нам с арены разрешено, но чтобы с белым флагом мы не выезжали и про чуму и Пуришкевича не говорили. Сказал, что его вызывал к себе Толмачев, но, о чем они говорили с Толмачевым, нам не сообщил.
В сезоне было поставлено несколько пантомим как для взрослых, так и для детей: «Веселая вдова», «Вокруг света», «Конек-горбунок», «Кот в сапогах». Больше всего прошло представлений с повышенными ценами, когда начались гастроли Морица. Буквально вся Одерса говорила о Морице, какие-то сумасшед шие дамы присылали ему любовные записки. Я не видался с Морицем с Казани, т. е. три месяца.
Когда я пришел в его уборную, он сидел в клетке. Увидев меня, он стал биться и просить, чтобы его выпустили. Клетку открыли, Мориц бросился ко мне, стал меня обнимать, тормошить. Дрессировщик рассказал мне, что он в последнее время стал много проказничать, что от него уже два раза отбирали утащенные им спички. Рассказал также, что его предшественник Мориц Первый погиб оттого, что спрятал подмышкой спички, а когда все ушли, стал зажигать их и поджег находившуюся в клетке солому. Когда прибежали, клетка была вся в огне, и обезьяна погибла.
Однажды все мы пошли на знаменитую одесскую лестницу, и Уточкин за бутылку коньяку спустился на велосипеде с этой лестницы. Как он после такого фортеля остался жив, мне непонятно до сих пор.
Одесса в тот сезон (1910-11 год) увлекалась роликовыми коньками. В городе было два скетинг-ринка. Артисты наши бывали в одном из них почти каждый день от четырех до семи часов. Раз я вместе с дрессировщиком и Морицем отправились туда и катались там вместе с Морицем. Сделано это было, конечно, для рекламы. Морица закидали цветами.
Лучшим роликобежцем считался Сережа Уточкин и как фигурист, и как гонщик. Я не встречал более талантливого спортсмена. За какой бы спорт он ни брался, он всегда достигал первенства.