На арене старого цирка

Из Баку цирк перекочевал в Астрахань. Погрузились мы довольно удачно на большой пароход. Днем море было гладкое, как зеркало, но среди ночи неожиданно поднялся шторм. Капитан потом говорил, что ему давно не приходилось испытывать такой качки. Волны перекатывались через палубу, смыли двух лошадей и клетку с собакой.

Из-за шторма мы проболтались в море лишний день. Море почти успокоилось, а люди все еще не могли притти в себя. Их укачивало даже тогда, когда они ехали на пароходе по Волге.

Лето цирк проработал в Царицыне и Самаре. Осенью мы перебрались опять в Нижний на ярмарку. С ярмарки, к большой радости артистов, поехали не в Иваново-Вознесенек, а в Казань.

Работа в Казани после ярмарки была для артистов отдыхом.

Казань цирковым артистам вообще была по душе: много интеллигенции, студенчество. Цирк играл там до первого снега. Особенно тепло проходили в Казани бенефисы. Своих любимцев студенты буквально засыпали цветами. По пятницам цирк посещали преимущественно татарские купцы. Они приезжали в богатых одеждах целыми семьями, ставили лошадей во дворе цирка и брали много лож подряд. Женщины были с закрытыми лицами, из узких щелей покрывал сверкали глава. Когда отец во время антре говорил два-три слова по-татарски, они радостно аплодировали ему.

В каждом городе есть мелкие бытовые особенности, только этому городу присущие. Казань в моем представлении связана с пельменями, потому что вокруг цирка в антрактах шла бойкая торговля пельменями. Баба приносила таганчик с угольями; на горящие уголья ставила горшок с пельменями, садилась рядом на табуретку, прикрывала горшок полотенцем, а сверху накрывала его подолом широчайшего платья, чтобы пельмени не остыли. Рядом лежали деревянные мисочки и ложки, уксус и перец. Подходили покупатели, — баба отворачивала подол, доставала пельмени ложкой и тотчас прикрывала все опять подолом. Иногда можно было у этих баб достать и водку.

По пятницам к цирку подходили татарки и торговали пермячами (национальное татарское блюдо: пирожки с кониной). Что касается крепких напитков, то татары обходили религиозный запрет, покупая в аптеке бутылочки с этикеткой «киндер-бальзам». Этикетка свидетельствовала, что аптекарь заботится о благополучии детских животов, а на самом деле в бутылочку наливалась водка.

Так татарские купцы обманывали своего бога.

Из Казани цирк поехал во Владикавказ. В этом живописном городе мне нравился городской сад, по которому протекает Терек. Поражало меня, что вода наклонно и очень быстро бежит с гор, а рыба не менее быстро плывет в гору против такого сильного течения. В саду была масса птиц: аистов, лебедей, пеликанов. Река и птицы придавали саду своеобразный колорит.

Во Владикавказе отец решил начать серьезно заниматься со мной акробатикой. «Пора, пора, — говорил он, — тебе скоро восемь лет». Был 1903 год.

И вот каждое утро (кроме воскресенья), вычистив всей семье ботинки, я натощак учусь изгибаться, стоять на руках, на голове. Особенно длительные упражнения были для меня невозможны, так как руки у меня были слабые. Владикавказ памятен мне как начало ученья. В этом же городе я первый раз испытал, что такое людская несправедливость и невнимание.

26 октября — день моих именин. Я всегда в этот день получал подарки, но на этот раз решил не напоминать о своих именинах, думая так: «Я уже большой, стал работать с отцом, значит и на именины получу особый подарок».

Встал рано утром, и так как твердо знал, что этот день — мой праздник, а в праздник не работают, то и не стал чистить ботинок и репетировать тоже не начал. Отец вернулся поздно вечером, наверное, выпил лишнее и потому был не в духе. Поглядел на грязные ботинки, подозвал меня, дал мне подзатыльник и велел сейчас же репетировать. Я ничего не сказал и, молча, глотая слезы, стал делать упражнения. Немудрено, что у меня все выходило неважно. Отец обозлился и сильно меня выдрал. Мне же всего обиднее было, что все забыли о сегодняшнем моем празднике. После чая я ушел в угол за сундук и горько плакал. Это была моя первая тяжелая обида на людей. После обеда мать вдруг вспомнила и сказала: «Какое у нас сегодня число? Двадцать шестое? Так ведь у нас Митюшка именинник». Я бросился к матери, обнял ее и со слезами на глазах стал целовать. С этого момента я больше всего стал любить мать, а раньше больше любил отца.

Отец подозвал меня, поцеловал и подарил три рубля, чтобы я купил себе, что захочу. Вечером, когда мы, дети, остались одни, я укачал маленькую сестренку Липу, лег сам и долго-долго плакал. Я вспомнил рассказ отца, как он убежал из дому. Я тоже хотел сейчас же уйти, но жалко было мать.