На арене старого цирка

В Пензе началось с того, что мы едва нашли квартиру. Цирк был под шапито. Труппа — раз, два и обчелся. Сборы вроде труппы. Директор — бывший арбитр. Он нашел себе где-то жену, жившую на содержании у какого-то помещика. Женщине этой понравилось звание директриссы цирка, а в то время для этого звания нужны были только деньги, на которые можно было бы купить четыре униформы, плохонький подержанный ковер, шапито, несколько обученных уже лошадок. Приобретено все перечисленное — и цирк готов. Остается только дать анонс в шантанно-цирковом журнале «Варьетэ и цирк», что там-то, тогда-то открывается цирк и для него нужны артисты, — и как бабочки на огонь полетят полуголодные люди, оставшиеся без работы. Директор протелеграфирует: «Выезжайте, аванс на месте». И полетит в заклад последнее добро многосемейного артиста, чтобы на полученные деньги он мог купить билет себе и своим близким. А там смотришь, пока артист едет, директора уже м след простыл, а доверчивый человек обречен на голодовку и нищету в городе, где нет ни души не только родной, но и просто знакомой.

Такого приблизительно рода оказался цирк, куда мы попали. Отец сразу понял, с кем имеет дело, и начал следить за аккуратной выплатой жалованья. Вначале в этом смысле положение еще было терпимым, хотя сборы были неважные. Да и какие могли быть сборы, когда в городе работали оперное товарищество и украинская труппа, а в Народном доме шли драматические спектакли. Кроме того, в Пензе было четыре кинематографа и три шантана.

Полиция в Пензе сразу отнеслась к нам с подозрением. По записям отца видно, что помошник полицмейстера вызвал администрацию цирка и предупредил, чтобы мы зажигательных вещей вроде «Нет местов» не говорили». 15 июня состоялся наш бенефис. Сбор был триста рублей. Это явилось и для нас, и для дирекции неожиданностью. Отец записывает: «Все волнения и тревоги за успех сегодня вознаградились горячим вниманием публики, которая отнеслась к нам и ко всей программе, как дай бог везде».,

В Пензе открылась небольшая ярмарка. 20 июня запись: «Видели, как приехавшие в город балаганы… торговались с городом за места. Курьезно-печальное зрелище, как кулак-город пользуется случаем, выжимает зачастую последние гроши у чернорабочего комедианта». Проклятый капитализм вечно будет царствовать над трудом. Старо, как мир».

Ярмарка просуществовала всего пять дней. Погода все время была отвратительная, и ярмарка сборов не подняла. Дирекция назначила нам еще один бенефис. Отец пишет: «На редкость веселый денек. С четырех часов утра и до девяти часов вечера гром, гроза и проливной дождь. Все бы это полгоря, если бы некто Коянов перед самым началом представления не явился с судебным приставом и не наложил арест на кассу, взыскивая с Афанасьева триста пятьдесят рублей. Тогда я заявил, что весь бенефис принадлежит мне. Потребовал возврата денег публике и отказал бенефис».

В это приблизителыно время приехали из Туркестана приглашенные в цирк на работу старые артисты-акробаты и музыкальные клоуны Распини, служившие с нами у Никитина. Они рассказали, чего только они ни натерпелись, работая в Туркестане. Сборы были настолько плохие, что им не на что было выехать и не на что отправить багаж — пришлось половину вещей оставить на месте.

Дела цирка были очень плохи. 26 июня отец пишет: «Один из веселых дней моей жизни под дирекцией Марии Дмитриевны Бухариной (с подставкой в лице Афанасьева). Приехавший спасать Бухарину ее опекун, отставной подполковник Лапин, заботливо вывел ночью описанных лошадей из цирка, а также заботливо сломал сундук, спасая бухаринскую сбрую. Словом, обовсем позаботился; забыв только нас, тружеников. Нам не заплачено сто семьдесят рублей, акробатам Барьби — сто сорок рублей, Распини — двести пятьдесят рублей. Силой полиции отняли инвентарь и играли сами товариществом. Сбор — сто двадцать шесть рублей. Нам пришлось девять рублей шестьдесят пять копеек и Липе за балет — рубль».

Товарищество проиграло десять дней. Играть артистам было невыгодно потому, что приглашенный раньше чемпионат забирал львиную долю и артистам оставались буквально гроши. Опять

полетели телеграммы в разные города. Товарищество продало оставшийся от дирекции инвентарь (шапито, ковер, пять униформ, десять балетных костюмов за сто тридцать пять рублей). Артисты разделили между собою деньги и разъехались искать счастья кто куда. Это было еще благополучным выходом из положения. Случалось так, что дирекция, скрывая свой прогар, объявляла, что переезжает с цирком в другой город с обещанием выплатить все долги на новом месте, выдавала артисту билет на руки, забирала у него багаж и уезжала. А с приездом в указанное место артист узнавал, что никакого цирка здесь нет, никто не приезжал и куда делась дирекция и багаж — никому неизвестно.