На астраханском направлении. Хулхута – неизвестный участок Сталинградской битвы

В холодное утро 7 декабря в 12:00 из Чапчачи (6 км северо-западнее Дорт-Чапчачи) появилась немецкая мехколонна, скорее всего выдвинувшаяся из Чилгира. В ней насчитывалось семь танков, 23 машины и до батальона пехоты (та самая рота Венцеля). Мехколонна провела разведку боем против правого фланга 34‑й гвсд, но встретив огневое сопротивление, спустя час отошла назад⁴⁸⁷. Артиллеристы по итогам боя сообщили, что расчеты старшего сержанта П. Колодязного и старшины М. Волкова из 416‑го зенитно-артиллерийского дивизиона подбили в этом бою три танка.

Настроение немцев падало. Артиллерист 146‑го ап Эрнст Шверер записывал в дневнике: «Эта чертова война перемалывает кости как мясорубка. Нам уже полностью разбили морду. Наша дивизия, единственное соединение в степи, сейчас подчинена 4‑й танковой армии. Что нам здесь на самом деле нужно? Нам нужно выбираться из степей живыми и здоровыми. Мы очень на это рассчитываем»⁴⁸⁸.

Южнее дороги 248‑я сд выдвинула оперативную группу в Харгату, юго-западнее Утты. Здесь разместился взвод автоматчиков, оснащенный пятью ПТР и несколькими станковыми пулеметами. Ему был придан Т-34. Из Астрахани медленно продвигалась 159‑я осбр полковника Цыганкова. К 6 декабря она достигла Давсны. Почему нельзя было перебросить ее на грузовиках 34‑й гвсд – неизвестно. От пешего перехода бригада испытывала большие трудности. У нее отстала артиллерия и обозы, а продовольствия оставалось всего на два дня⁴⁸⁹. За время марша из 5023 бойцов бригады вышло из строя по причине заболевания 48 человек, еще пять дезертировали⁴⁹⁰.

Служивший в 159‑й осбр связистом Вениамин Пограничный сохранил самые тяжелые впечатления от этого перехода: «В конце ноября бригада перешла по льду Волги на правый берег и начала четырехсоткилометровый марш в калмыцкие степи. Жуткие переходы по пятьдесят километров в безводной степи. Воды не было. Мы были изнурены жаждой и голодом. Жажда лишала людей разума. На привалах изможденные, голодные и обессиленные люди падали на землю, и многие не могли подняться вновь. Начался долгий дождь, и сразу за ним ударил сильнейший мороз. Я шел, держась за щиток орудия, ведя свою лошадь в поводу. Так у меня рука примерзла к щитку. Морозы были страшные, да еще пронизывающие до мозга костей колючие шквальные ветра в дикой степи. А мы в кургузых шинелях… Дошли до линии соприкосновения с противником. Немцы какое-то время не принимали боя, отходили на запад на машинах, сжигая при отступлении калмыцкие поселки на нашем пути. Все колодцы были пустыми или завалены трупами животных. Я помню, как мы входили в деревню Хулхута, полностью сожженную буквально перед нашим появлением. Обессиленные и замерзшие бойцы падали прямо в пепелище, прожигая свои шинели»⁴⁹¹.