На «Баунти» в Южные моря

Теина был совершенно убит этим известием. Он считал жителей Муреа своими злейшими врагами, они больше всего бесчинствовали в его государстве во время последней войны, когда он сам едва унес ноги. Его негодование усугублялось тем, что на борту «Баунти» оставалось еще немало соблазнительных предметов, которые он не успел выклянчить, например мушкеты. Ему их, можно сказать, уже обещали, этим оружием он надеялся сокрушить заклятых врагов на Муреа, может быть, даже стать единовластным правителем Таити. С искренним гневом и печалью сетовал Теина на неблагодарность и коварство своего друга Параи. Неужели он способен так обидеть верного товарища? И неужели он не понимает, что рискует жизнью всей команды, если отправится к этим подлым бандитам и разбойникам? Почему бы не перевести судно в какой-нибудь другой залив на Таити? Дальше на запад есть множество защищенных бухт, кстати, самая удобная из них, Тааоне, как раз находится во владениях самого Теины.

Поддавшись на его уговоры, Блай обещал обследовать залив Тааоне. Придя туда 13 декабря, он увидел всего-навсего небольшой проход в рифе; вряд ли тут было безопаснее, чем в Матаваи. Зато между Тааоне и Матаваи через другой проход можно было попасть в маленькую, но сравнительно глубокую бухту, надежно защищенную от западных ветров широким мысом. Блай окрестил эту бухту Тоароа по названию большой коралловой скалы посреди прохода. Окончательного решения он пока не принял, а только велел своим людям быстрее заканчивать приготовления, чтобы можно было уйти из Матаваи до начала следующего шторма.

Сильное волнение на море утром 19 декабря было как бы новым предупреждением, но Блай продолжал колебаться в выборе места. Наконец во время прогулки на берегу он решился. Вот как сам Блай рассказывает, что побудило его предпочесть Тоароа: «Все жители Матаваи были потрясены моим намерением идти на Эимео (Муреа) и всячески убеждали меня, что там очень скверные люди. Я не придавал значения их словам, понимая, что они отстаивали свои интересы. Однако заверения в дружбе и привязанности ко мне были слишком искренни и непритворны, чтобы я мог пренебречь ими. Мое нежелание расстаться с этими добрыми людьми усилилось настолько, что на следующий день я снова послал на баркасе штурмана, поручив ему еще раз промерить глубины между Матаваи и Тоароа. Он вернулся вечером и доложил, что нашел хороший фарватер глубиной не меньше шестнадцати саженей. Гавань Тоароа казалась вполне надежной, и я решил поскорее перейти туда. Тотчас сообщил об этом команде, и мои слова вызвали бурное ликование».

Лучше всего было бы, конечно, махнуть рукой на потерявшие смысл инструкции адмиралтейства и идти мимо мыса Горн в Вест-Индию, а оттуда домой. Но ждать такого своеволия от Блая было бы не менее нелепо, чем упрекать машиниста за то, что он все время ведет поезд по рельсам, не срезая поворотов.

Были и другие выходы, скажем, тот, о котором первоначально подумал сам Блай, — идти на какой-нибудь архипелаг по направлению к Торресову проливу, хотя бы на острова Тонга. Заодно он смог бы проверить, насколько выносливы саженцы хлебного дерева и как ухаживать за ними в плавании. Кстати, на Тонга можно было бы найти замену погибшим растениям. Однако Блай почему-то отказался от этого варианта. И почему-то он не подумал о том, что можно на Таити найти залив понадежнее, чем Тоароа. А впрочем, причина очевидна, она явствует из приведенных выше слов, обличающих его впечатлительность и сентиментальность — два недостатка лейтенанта Блая, о которых, сколько я знаю, еще никто не писал.

Переход в Тоароа начался неудачно, и суеверный человек мог бы усмотреть в событиях этого декабрьского дня некий особый смысл, которого они вовсе лишены. Забрав с берега все семьсот семьдесят четыре саженца и отправив вперед на баркасе палатки и лагерное снаряжение, Блай в половине одиннадцатого утра снялся с якоря. По его приказу баркас должен был ждать возле узкого входа в залив Тоароа, принять конец и, как только будут убраны паруса, отбуксировать «Баунти» на стоянку. Но люди на баркасе непростительно промешкали, и судно прошло мимо. Идти без буксира было опасно, теперь все зависело от впередсмотрящего. На всякий случай Блай послал наверх штурмана Фраера, чтобы тот высматривал коралловые глыбы и отмели. Однако Фраер оказался никудышным наблюдателем: прежде чем Блай успел бросить становой якорь, судно прочно село на мель. Обошлось без пробоин, но, когда попытались снять корабль с мели, положение только ухудшилось, а с ним и настроение Блая.

Выход был один — забросить два якоря с кормы и тянуть лебедками. Блай был вне себя и сам отправился на лодке со становым якорем, поручив Фраеру верп. Фраеру удалось снять судно с мели прежде, чем был завезен становой якорь, но на борту каким-то образом забыли, что надо выбирать второй канат, и он запутался в кораллах. Остаток дня ушел на то, чтобы спасти якоря и распутать канат.