Горное плато Питкерна представляет собой волнистую равнину, над которой тут и там высятся серые стволы панданусов и заросли боярышника. Высшая точка — тысяча сто футов над уровнем моря — находится на гребне над долиной Пальва, в западной части острова. Прежде мореплаватели писали о густых лесах Питкерна, но топор и козы свели почти весь лес.
Идя по тропе над отвесным обрывом, я видел под собой на скалах коз и блеющих козлят. Пока на острове держат коз, вряд ли удастся восстановить лес. Они поедают все молодые ростки. Крутые склоны подверглись сильной эрозии; местами оползни унесли в море всю почву, оставив только красную глину.
Длина острова — всего две мили, ширина — около одной, и за сто шестьдесят семь лет чуть ли не каждая скала и пещера, каждый бугор получили свое наименование.
Я приметил на карте название «Господи» в юго-западной части острова и спросил Фреда, как появилось это наименование.
— Понимаешь, один полинезиец шел здесь по воде вдоль берега, и тут с него свалилась его набедренная повязка — все, что было на нем надето. Он поглядел на себя и воскликнул: «Господи!»
Возле западного берега можно прочесть название «Головная боль».
— А тут один островитянин ловил рыбу, вдруг его сын говорит: «Пошли обратно, у меня голова болит!» Только не довез его отец до дому, помер он.
В старых записках говорится о тучах птиц над Питкерном. Теперь редко увидишь в небе парящего фрегата, который стрижет воздух своим черным хвостом, и все реже среди темной зелени в долинах летают изящные белоснежные крачки.
Во время нашей экскурсии я встретил только одну сухопутную птичку, которая весело чирикала, взъерошив свой хохолок и прыгая с ветки на ветку. Питкернцы называют этих птичек воробьями.
Скользя и подпрыгивая, мы спустились по тропе в Адамстаун. Нам встретился мужчина с тачкой.
— За дровами? — спросил Фред.
— Ага. Заодно бананов наберу.
По соседней тропе откуда-то сверху шла Флора.
— Ходила сажать картофель, — объяснила она. — Да, между прочим, мы ведь сегодня приглашены на день рождения.
Я быстро помылся подогретой дождевой водой, переоделся, взял фонарик и зашагал с хозяевами на гору.
Около пятидесяти человек восседали за двумя длинными столами. На досках, положенных на козлы, стояла всякая снедь: блюда с вареной козлятиной, тушеная в кокосовом молоке солонина, цыплята, вареная рыба, пильхи (блюдо из ямса, бананов или тыквы), кукуруза, белый хлеб, горох и бобы, масло, пудинг из аррорута и ананаса, авокадо, дыни, плоды манго, арбузы… В кувшинах был земляничный морс. И, конечно, на столе лежали печеные плоды хлебного дерева.
Питкернцы — знатные едоки. Я-то думал, что хоть за столом от них не отстану, но мне пришлось капитулировать перед этими мастерами. А Фред уговаривал меня съесть еще солонины в кокосовом молоке.
— С кокосовым молоком даже опилки вкусны, — сказал он.
Охотно верю. Кокосовое, молоко, которое употребляют здешние стряпухи, — это не просто сок ореха. Мелко нарезанное ядро вымачивают в горячей воде, потом месят, и получается что-то вроде сливок, которые придают нежнейший вкус любому кушанью. Да и сами сливки очень питательны.
Лен Браун смотрел, как исчезает рыба, которую он помогал ловить.
— Ишь ты, как управляются! Нет один кусок взять — все блюдо забирают!
Наконец даже чемпион едоков Фред вынужден был сдаться. Хозяин озабоченно поглядел на его лежащие в бездействии вилку и нож и спросил:
— Принести тебе что-нибудь еще?
— Ага, — буркнул Фред, — принеси новый желудок… — блаженно улыбнулся и добавил: — Я всегда говорю: старик Флетчер Крисчен знал, где прятаться!
Передохнув и придя в себя, я выразил Джесси Кларк свое восхищение обедом. Она улыбнулась и ответила:
— У нас на Питкерне едят один раз в день — начинают утром, кончают вечером.
На самом деле едят два раза в день: плотный завтрак в одиннадцать часов, когда все спускаются с гор после работы, и ужин в восемь — девять часов вечера.
После пира Честер Янг рассказал мне, что старые блюда постепенно забываются.
— Ел когда-нибудь хумпус-бумпус? — спросил он. — А эдди? Фарфор в молоке? Потта? Нет еще? Тогда ты не знаешь местных блюд.
Со временем я их все отведал. Хумпус-бумпус — это оладьи или булочки из теста, вымешанного из бананов и аррорутовой муки. Эдди — как мне объяснила Флора — бананы, варенные в кокосовом молоке.
— По-настоящему они называются иначе, — сказала она, — это просто так говорят, потому что Эдди, муж Люси, очень их любит.
Фарфор в молоке — зеленые бананы, приготовленные с кокосовым молоком; потта — ботва таро, тушенная в том же молоке.
День ото дня я все больше осваивался с жизнью маленькой общины. Как-то вечером меня пригласили на заседание мужского клуба. (Аллен Уозерспун учредил на острове клубы для мужчин и для женщин).