На белой дороге

Ответа я так и не получил, и всё моё материалистическое воспитание, вложенное в меня с детства, разнообразнейшие технические дисциплины, с неподдельным детским интересом изучаемые там же и несколько скептически впоследствии в техническом ВУЗе, весь мой жизненный опыт до и после этой встречи так и не помогли – и даже не доказать, нет! – хотя бы объяснить случившееся. А ведь это много важней, важней всего, что было со мной, да и что будет, что свершится потом; по капле с годами приобретаемое и складываемое в грандиозную гору мировоззрение со всей его доказательной базой, блистательным учёным миром и чудесными открытиями оказывается ничтожно малым перед случаем, и случай этот, когда только мгновенный взгляд в глаза определяет будущее, до сих пор смеётся надо мною…

И вдруг вспомнилось, что сегодня – суббота, что Её особое чувство контроля сна выключено, что будильник остался в Москве. И всё же очень осторожно, с опаской, поднимаюсь, ухожу на веранду и тихонько закрываю двери, продолжаю вспоминать и вспоминать Её взгляд, Её тревогу перед нашими временными расставаниями в будни. Память услужливо возвращает меня в год рождения ребёнка, мы вместе возимся с ним; и вдруг меня как током пронзают Её слова – ну разве ты сможешь бросить это чудо?

Я оторопело спрашиваю – а почему ты думаешь, что именно я на такое способен? Как бы внутренне сдерживаясь, получаю обескураживающий ответ: многие мужчины после рождения ребёнка уходят, семьи распадаются… Она старается не смотреть мне в глаза, но по ноткам Её голоса я догадываюсь, что по этому поводу передумано немало.

Но тут я как-то сразу пересаживаю ребёнка с Её колен на свои, шутливо, вслух делю уже наметившиеся черты детского личика на нас двоих – а носик всё же твой, да и глазки твои, а вот молчаливостью и сосредоточенностью он в меня, да и в целом лицо моё. Она успокаивается, подсаживается к нам, тянет руки к нашему общему сокровищу. А сокровище решает непосильную задачу, на ком лучше восседать, и, так и не решив, хлопает доверчивыми, широко открытыми глазёнками то на меня, то на Неё, улыбается и заставляет нас улыбнуться тоже.

Утро набирает силу, я открываю окошко веранды, и меня сразу пленяют звуки и запахи нашего сада. Влажная и какая-то упругая свежесть как будто касается моего лица, и вместе с нею в комнату входит тончайший аромат плетистых роз, высаженных мною прямо перед полосой оконного остекления веранды. Всего три куста, но они разрослись, им уже лет двадцать. И я начинаю вспоминать ту дождливую осень, когда покупал на выставке неказистые прутики, и Она тогда поинтересовалась: что за грязное недоразумение в пакете?

Это были первые розы, которые я высадил на даче для Неё; потом приобретались саженцы яблонь и ягодных кустарников, роз всевозможных сортов и расцветок, декоративных растений, высевался газон, и уже с трудом помнилось, по какому случаю и чем мне удавалось радовать Её на нашем клочке земли; даты забывались, года летели, но отдельные моменты запомнились совершенно ясно, как будто это было вчера. И мне до сих пор чудится, как раскрывался первый розовый бутон, как на следующий год было уже больше десятка цветков, потом больше и больше, и в какой-то из июлей я дошёл в счёте до тысячи и сбился…

Как же: в том огромном букете зимой, когда я впервые встретил Её, тоже были розы, и неосознанно пришло решение однажды положить к Её ногам столько роз, чтобы можно было сбиться со счёта, и чтобы с каждым годом это повторялось.

Теперь это случилось; в целом облаке роз с конца июня утопает наша веранда, и, если открыть окна, то некоторые плети, упирающиеся в стёкла, окажутся в комнате, и тогда возможно наслаждаться божественным нектаром королевских цветов сидя за столом, и отцветшие лепестки будут падать на субботний завтрак…

И я начинаю открывать окна на веранде – все до одного! – и плети роз уже касаются моего лица, я тороплюсь, плети царапают руки, но я могу не успеть, нужны розовые лепестки на столе, и как можно больше, нужны бутоны роз над Её стулом. Я знаю, Она проснётся вот-вот; за прожившие почти тридцать лет с Нею я научился чувствовать Её пробуждение; мне захотелось вспомнить выражение Её лица, какое я видел тогда; да, что-то мелькнуло на Её лице, что-то неуловимо-восхищённое, похожее на краткое восторженное удивление из-под смешного мехового капюшона в тот морозный зимний день, когда я протянул свои руки к Её занятым рукам.

Пока мне не удалось этого достичь; иногда всё же кажется, что решение задачи нашей первой встречи стало целью моей жизни, и само решение где-то рядом, очень близко; я ищу и ищу возможности, которые заставят Её обронить на меня такой же взгляд, и вот сегодня, может быть, через минуту, Она войдёт, посмотрит на наши розы над столом, окинет тем взглядом меня, и я, наконец, вспомню, вспомню именно то выражение Её лица, именно тот вопрос Её глаз, когда падал мелкий, редкий снег, и было очень холодно.

21.08.2013.

Проспект