На берегах Дуная

— Командир корпуса тревожится… Ну, майор, давай поговорим кое о чем.

Он развернул только что вычерченную схему обороны полка. Рассказывая о своем замысле в отражении атак противника, полковник все время вглядывался в лицо Аксенова, словно пытаясь по его выражению уловить подтверждение правильности своих мыслей. Аксенов видел, что полковник уже все продумал и решил, но зачем он так подробно рассказывает и пристально смотрит на него, понять не мог.

— Как твое мнение, майор, а? — спросил он, придвигая схему Аксенову.

— Кажется, товарищ гвардии полковник, все в порядке, — подумав, ответил Аксенов, — только вот в глубине-то у вас жидковато.

— Жидковато, говоришь, а?

— Да. Если б там еще три-четыре пушки поставить и пару танков.

— Да. Это верно, верно. Но где же взять пушки и танки? Все, что есть, поставлено… Больше нет…

— С переднего края что-нибудь снять, — предложил Аксенов. — Обрушится противник на передний край и сразу все уничтожит. А в глубине пусто.

— С переднего края, говоришь, — задумчиво говорил Ворончук, — с переднего края…

Он водил карандашом по схеме, рассматривая условные знаки танков, пушек, минометов, самоходных орудий. Четырежды он медленно прошелся по условным знакам, потом резко перечеркнул три пушки, два танка, одно самоходное орудие и поднялся с места.

— Пойдем выбирать новые огневые позиции.

Они долго лазали по серебристому в лунном свете снегу. На фронте кавалерийского корпуса клокотала напряженная жизнь. Казаки торопились. Танкисты и артиллеристы, узнав о приказе полковника отодвинуться в тыл и оборудовать новые огневые позиции, недовольно ворчали. Несколько часов труда пропали даром. Теперь придется снова долбить проклятую неуступчивую землю.

— Ничего, ничего, — успокаивал их Ворончук, — это у вас будут запасные позиции, все равно пришлось бы строить. Уж лучше сразу, а потом отдыхай вволю.

Первая половина ночи прошла спокойно. Во втором часу, когда усталые казаки получили разрешение отдохнуть, а Ворончук и Аксенов вернулись на командный пункт, на равнине перед казачьими позициями приглушенно зашумели людские голоса, в разных местах послышался скрип снега, стук и затем вдруг разом и на левом фланге у Дуная, и в центре на равнине, и у берегов озера Веленце вспыхнула частая, беспорядочная стрельба из винтовок, автоматов, карабинов.

— Хитрят, гады, — поговорив по телефону с командирами эскадронов и с командиром дивизии, озлобленно сказал Ворончук, — на пушку берут, хотят создать видимость наступления, а сами разведку мелкими группами ведут, оборону прощупывают. Но не выйдет, ничего не выйдет. Я приказал огонь вести только дежурным пулеметчикам, а всем остальным людям — спать!

И в самом деле через полчаса огонь и с той и с другой стороны стих и на всем фронте установилась тишина.

Аксенов доложил в штаб армии все, что видел, и по совету Ворончука прилег отдохнуть. Усталое тело ныло. Распухшие веки слипались. Аксенов положил руки под голову и сразу же заснул.

Проснулся он от грохота. В землянке никого не было. Аксенов выскочил наружу и по ходу сообщения пробежал на НП командира полка. Кругом полыхали взрывы снарядов. Видимо, шла артиллерийская подготовка противника.

Ворончук в бинокль, всматривался вдаль. Рядом с ним на корточках сидел начальник штаба и что-то писал. К стереотрубе склонился незнакомый полковник-артиллерист.

— Левее ноль двадцать три снаряда, огонь! — не отрываясь от окуляров, командовал артиллерист. Его команду повторял в трубку чумазый телефонист в ходе сообщения.

Над траншеей расплывались облака дыма. Сквозь просветы по всему полю виднелись черные танки. Они были так близко, что Аксенов видел жерла их пушек.

— Хорошо, — кричал артиллерист, — десять снарядов, залпом, огонь!

Через пол минуты один за другим проскрежетали снаряды. Танки окутались дымом.

— Еще восемь снарядов, огонь! — кричал артиллерист.

Дым над нашей траншеей рассеялся, и открылось все просторное поле боя, сплошь усыпанное беспорядочно отходившими пехотинцами противника. Обгоняя их, поспешно уходили танки и бронетранспортеры. Почти у самой нашей траншеи горело девять немецких танков.

— Спасибо, полковник, — обернулся к артиллеристу Ворончук, — пушки твои здорово работают.

Артиллерист улыбнулся распаленным лицом и подмигнул Ворончуку:

— Свои люди — сочтемся. Я ведь тоже когда-то в коннице служил, с басмачами в Средней Азии рубился.

— Ну, тогда хлебни-ка за добрую работу, — протянул Ворончук флягу.

Тот неторопливо отвернул пробку, ладонью вытер губы и, запрокинув голову, начал пить. Лицо его стало красным.

Аксенова вызвал по телефону генерал Воронков и приказал пройти по всей обороне кавалерийского корпуса, уточнить обстановку и доложить в штаб армии.