На берегах Дуная

Часто Аксенову приходилось бывать в сложной обстановке, но то, что произошло в полосе дивизии полковника Чижова, ошеломило его. Всего за несколько часов противник открыл себе прямую дорогу на Будапешт, и теперь, казалось, положение может спасти только чудо. Думая о будущем, Аксенов никак не мог представить, что сейчас предпримет наше командование, чтоб остановить противника. Враг наступает крупными массами танков и сделал самое главное — прорвал оборону, теперь его войска устремятся к Будапешту и это пятидесятикилометровое расстояние преодолеют всего за несколько часов.

Злость и обида охватили Аксенова. Он хорошо представлял свое положение и знал, что и ему, и полковнику Чижову, и его штабу, и всем людям его дивизии едва ли удастся выбраться. Но не боязнь за свою жизнь была сейчас главной мыслью Аксенова. Он по привычке кадрового военного мысленно оценивал обстановку и искал выход из создавшегося положения. Но сколько Аксенов ни раздумывал, благоприятного выхода не было. Оставалось только одно — драться, драться до последнего дыхания и честно погибнуть, до конца выполнив свой долг коммуниста и офицера.

На мгновение у него мелькнула мысль о том, что он может попасть в плен.

«Нет, — сам себе мысленно сказал Аксенов, — если уж в плен, то только мертвым. А живому — драться, драться, пока бьется сердце и есть хоть капля жизни.

Лучше честная гибель в бою, чем позорная смерть в фашистских лапах».

— Немедленно шифровать, — подписав донесение, приказал начальнику штаба Чижов.

С треском лязгнуло окно.

— Ложись! Граната! — крикнул полковник.

Аксенов, ударившись плечом о край стола, растянулся на полу. Взрыв потряс комнату.

— За мной, в окно! — сквозь звон в ушах услышал Аксенов голос Чижова.

Он бессознательно рванулся и свалился в снег. Над головой свистели пули. Рядом кто-то протяжно стонал. За углом дома гомонили немецкие голоса. Аксенов бросился к сараю, где стояла машина. Обогнув палисадник, он увидел на месте машины столб пламени.

— Там немцы, — узнал Аксенов голос одного из радистов. Радист рванул майора за руку и оттащил в сторону.

— Подожди! Полковник где-то. Может, ранен, — отбивался Аксенов.

— Да нет. Вон полковник с автоматчиками из-за дома стреляет.

Со всех сторон трещали автоматные очереди.

— Полковник приказал в лес отходить! — крикнул вынырнувший из-за дома офицер.

Через подворье Аксенов выбрался на окраину деревни. За ним бежали оба радиста и Буканов. Позади гремели выстрелы, полыхали вспышки гранат. Впереди темнел нагорный лес.

— Все сгорело, — на бегу докладывал радист, — и машина и рация наша. Гранатами забросали. Едва успели донесение передать.

Пересвисты пуль роились над головой. Забежав под деревья, Аксенов обессиленно упал в снег.

— Автоматчики! — крикнул Буканов.

Аксенов обернулся и увидел бежавших к лесу немецких солдат.

VIII

Тоня, вынырнув из окопа, подскочила к НП командира роты. По низине от первой траншеи бежали какие-то люди. Было их человек двадцать, а может, и больше.

— Немцы! — крикнул Анашкин и полоснул из автомата по черным силуэтам.

Рядом с Анашкиным застрочил автомат ротного писаря ефрейтора Сверчкова.

Ошеломленные огнем в упор, немцы опомнились только минуты через три. Над Сверчковым и Анашкиным зацокали пули.

— Ложись! — рванул Тоню за рукав Саша Васильков.

— А капитан? — падая в снег, спросила Тоня.

— Во взводы ушел… стреляй… Ползут, видишь.

— Прицел снайперский, ничего не видно, — ответила Тоня и вжалась в снег. Длинная автоматная очередь прошла над ней.

Лежа, Васильков размахнулся и швырнул две гранаты. Кто-то впереди закричал. Послышались чужие, незнакомые голоса.

Васильков наугад послал в белесую муть несколько очередей и подполз к Тоне.

— Жива? Не задело?

— Нет. Промазали.

— Ползи в окоп. Больше не сунутся.

Васильков и Тоня пробрались к Анашкину и Сверчкову. Ефрейторы прижались к брустверу окопа и тихо переговаривались:

— Не менее полусотни. И как через траншею пролезли…

— Отрезали от роты…

— Болтаешь. Отрезали, отрезали, — рассердился Анашкин, — там капитан наш, он им так навернет с тылу, а мы тут спуску не дадим.

— Не видно ни бельмеса. Палишь вслепую.

— Им тоже не светлее. Душа, небось, в пятки ушла.

— Во! Подкрепление, — увидев Тоню и Василькова, обрадовался Анашкин. — А Настя где?

— В окопе. Меня сюда послала, узнать у капитана…

— Ложись! — падая на дно окопа, крикнул Сверчков.

Несколько мин с воем обрушилось на ротный НП.

— Идут! Огонь! — закричал Васильков.

Прямо на окоп бежало с полсотни гитлеровцев. К автомату Василькова присоединились очереди Анашкина и Сверчкова. Тоня, не целясь, выпустила четыре пули. Крики и стоны перемешались с автоматной трескотней. Шеренга фашистов исчезла, словно растаяв в полумгле.

— И этих угомонили, — снаряжая диск, продолжал Анашкин.

— Надолго ли? — усомнился Сверчков. — Опять полезут.

За развалинами дома взревел танк и темной громадой пополз на четверку советских солдат. За ним виднелся второй. Позади окопа отрывисто захлопала какая-то пушка.

— Наша сорокапятка батальонная, — обернулся на выстрелы Сверчков.