На берегах Ганга. Раху

— Да, высокий господин, из самых верных и преданных… Когда мой отец умер, я продолжал торговлю. Моя деревня, как я слышал, разрушена твоей благословенной рукой… Мое имущество, правда, тоже погибло, но я охотно его теряю, так как с ним погибли и жившие там неверные. Я уехал на север, чтобы отвезти сандальное дерево и золотой песок в Бенгалию, на обратном пути я узнал, что ты поднял священное знамя для изгнания англичан из страны, принадлежащей тебе по праву. Сердце мое возрадовалось, я поспешил сюда принять участие в священной войне, но меня схватили, требовали сведений о том, что здесь делается, и грозили пытками, если я откажусь их сообщить.

— А ты что отвечал? — спросил Гайдер-Али.

Насмешливая улыбка скользнула на губах пленного.

— Разве я мог бы служить тебе, если б мои кости изломали в пытках? Я отвечал…

— Так ты предал меня, несчастный, когда сам признал меня своим законным властителем… меня, защитника твоей веры?

— Нет, великий господин, ничего такого я не сделал, я служил тебе, как умел… Разве предписано говорить правду неверным? Разве не священный долг магометанина обманывать их? Я их обманул, я сказал им не то, что знал.

— А что именно?

— Губернатор Уоррен Гастингс сам допрашивал меня, и я сказал, что твоя армия слабосильна, что низам гайдерабадский угрожает тебе с тыла и ты только потому так далеко проник, что в Мадрасе тебе не дали достаточного сопротивления. Я уговаривал их собрать здесь все войска, чтобы нанести тебе тяжелое, решительное поражение, и они последовали моему совету: собрали, сколько могли, людей и пушек и отправили их морем в Мадрас, так что там, в Калькутте, они почти беззащитны, если восстанут набоб Ауде и другие князья. Все военные силы их на море и должны с минуты на минуту прибыть в Мадрас.

— Гнусный предатель! — вскричал Типпо Саиб, грозя кулаком.

Но в глазах Гайдера-Али блеснуло одобрение, он улыбнулся и произнес:

— Значит, их войска попадут в руки французов, которые идут сюда с эскадрой?

— Нет, великий господин, — ухмыльнулся Самуд, — никакой французской эскадры нет в пути.

— Нет?! — возмутился Гайдер-Али. — Почему? Король Франции обещал это, и вы передали мне его обещание, — обратился он к маркизу.

— Негодяй лжет, — воскликнул маркиз, с трудом следивший за разговором на канарезском языке, — эскадра в пути и должна с минуты на минуту прийти в Мадрас.

— Она никогда не придет туда, — возразил Самуд, — я клянусь тебе головой пророка, что французы заключили мир с англичанами, я это сам слышал в Калькутте.

— Заключили мир! — крикнул Гайдер-Али, грозно взглянув на Бревиля. — Значит, король Франции предал меня!

— Просто невозможно! — покачал головой маркиз.

— Значит, возможно, раз это так! — твердо отвечал Самуд. — Моя жизнь в твоих руках, можешь меня бросить под ноги слонов, если я сказал неправду.

Издали раздался пушечный выстрел с моря.

— Что там происходит? — спросил Гайдер-Али, когда последовало еще несколько выстрелов.

Вошел начальник телохранителей и пал ниц перед Гайдером-Али:

— Великий повелитель, стреляют с форта Сен-Джордж, а далеко на море виден ряд судов.

— Прибыла французская эскадра! — возвестил Бревиль.

— Нет, — спокойно пояснил Самуд, — это корабли с солдатами и пушками из Калькутты!

— Я сам хочу их видеть. Иди за мной! — обратился Гайдер-Али к пленному. — И если ты мне солгал, то я подвергну тебя такой смерти, что самые жестокие мои палачи содрогнутся.

Он вышел, пленный, не выказав ни малейшего страха, пошел за ним, затем последовал Типпо Саиб и маркиз де Бревиль. Гайдер-Али поднялся на сторожевую деревянную башню, выстроенную недалеко от шатра, и долго смотрел в прекрасный английский телескоп. Выстрелы с форта Сен-Джордж продолжались.

— Ты прав! — почти ласково сказал он пленному. — На судах, приближающихся к берегу, развевается английский флаг! Твое первое сообщение оказалось весьма полезно, так как, если б я не посмотрел сам, меня бы могли уверить, что пришла французская эскадра, и я начал бы наступление.

— Оно стало бы большим несчастьем для тебя, великий господин, и для твоего священного дела! — заметил Самуд.

— Ну, маркиз де Бревиль, что вы на это скажете? Будете вы еще отрицать, что ваш повелитель заключил мир с Англией?

— Если бы какое-нибудь несчастье или поражение заставило мою родину заключить такой мир, он не касается меня и моих соотечественников здесь. Мы на стороне вашего высочества и отдадим за ваше дело последнюю каплю крови, — отвечал Бревиль, бледнея под взглядом Гайдер-Али.

— Очень умно, — отозвался Гайдер-Али, — если б вы следовали примеру вашего короля, вам не пришлось бы распоряжаться ни единой каплей вашей крови.

Он сошел с башни и вернулся с остальными в свой шатер.

— Ну, — обратился Гайдер-Али к Самуду, грозно сдвинув брови, — ты сказал правду, но, если ты действительно знал, что король Франции изменил мне, что французская эскадра не придет в Мадрас, зачем же ты советовал посылать сюда подкрепление, которое затруднит мне взятие города и форта? Разве ты не предал этим меня?