— Мы извиняемся, лейтенант, ошибочка вышла, ну мы пойдем, — сказал Новиков.
— Конечно, валяйте, — полицейский постарше помирал со смеху, осушая ещё одну бутылку пива.
— Постой, Федя, не глупи, не будь дураком, они могут наврать. Надо проверить.
— Пошёл к чёрту, — пробормотал Федя, он был пьян. — Делай чего хочешь, Мишка.
Полицейский помоложе, чисто выбритый, с острыми глазами, подошёл и обыскал нас. Не найдя ничего, кроме карандаша и яблока в моём кармане, он записал наши адреса.
— Они оба с Коломны, Федя, мы должны взять их в тамошний участок.
— Балбес есть балбес, — поморщился старый полицейский. — Хорошо, ты их возьмёшь, а я остаюсь здесь.
Нас доставили в Коломненский участок. Пристав Телепев был начальником этого участка. Он прекрасно знал моего отца, так как все домовладельцы на Новый год подносили ему в конверте. Он спросил меня, часом, я не Фёдора Евстафьевича Соколова сын, и получив утвердительный ответ, решил таким образом. Один из полицейских ведёт Новикова домой, обыскивает квартиру и, если ничего нет, то отпускает его. А сам с другим полицейским тоже повёл меня домой. Мои предчувствия были гадкие. Я понял, что пропал.
Вся моя семья была дома. И увидев меня с приставом Телепевым, отец понял, что что-то случилось. Мы все вошли в мою комнату. Я показал глазами матушке, чтобы она села на диван.
Пристав посмотрел книжные полки и шкаф довольно поверхностно, казалось, он был доволен, что всё в порядке. Внезапно он сказал моей матери: «Госпожа Соколова, пожалуйста, встаньте с дивана, нужно его посмотреть». Это был конец!
Увидев пакет листовок, призывающих солдат к восстанию против правительства, он сразу посерьёзнел и стал сугубо официален:
— Я обязан арестовать вашего сына, — объявил он отцу. — Глупый мальчишка!
— Это серьёзно? — отец спросил его.
— Очень, очень серьёзно. Попахивает военным трибуналом.
Мои мать и сёстры начали реветь. Они упаковали мне маленький мешочек, куда положили рубашки, майки, носки и другую одежду. «Мужайся, сынок», — отец пожал мою руку. Мать осенила меня крестом, который она всегда носила на себе.
Телепев молчал всю дорогу, пока мы ехали в извозчике вместе с другим полицейским, который держал в руках вещественное доказательство. В Охранном отделении меня держали два дня. Я мало что мог добавить к тому, что уже много раз повторял: что незнакомый человек попросил подержать пакет пару дней.
— Ты запомнил его лицо?
— Нет, было темно.
— Ты знал, что в пакете?
— Нет, я не открывал его.
Естественно, они мне не верили. И как можно было поверить в какую-то глупую историю. Единственно, они поверили мне, что Новиков не имеет к этому никакого отношения. К счастью, Новиков тоже всё отрицал. Позже я узнал, что они позволили ему продолжать учёбу в школе. Они даже не допрашивали его в Охранном отделении.
Скоро следователь охранного отделения, которого звали то ли Мартьянов, то ли Миронов, устал от моих бесполезных допросов. Он направил меня в Предварительную тюрьму, где содержались по политическим преступлениям в ожидании суда.
Я вообще был удивлён. Я ожидал увидеть грязную, невыносимую тюрьму, каких хватает в России. Я с ужасом думал о камерах, переполненных уголовниками, вплоть до убийц. С ужасом думал, что не будет никаких санитарных условий.