На берегах таинственной Силькари

До самой революции буряты так и не получили грамоты на владение обменными землями. Когда Читу проезжал царский министр Куропаткин, буряты попробовали пожаловаться ему на эту волокиту. Знаешь, что он ответил бурятской делегации? Вот что: «Имейте в виду, если ваш народ поведет себя худо, отвечать будете вы. Если же, от чего избави бог, вздумает ваш народ проявить какую-либо вольность, сопротивляться велениям государя, тогда знайте, что вы будете моментально стерты с лица земли. От вас не останется и следа. Вот смотрите, сколько здесь русских войск, вы в один миг будете раздавлены и уничтожены. Требовать вы ничего не должны. Вы можете лишь просить милостыню».

Больше того, через год царь подарил сорок с лишним тысяч десятин земли тунгусскому князю Гантимурову. Почти все эти земли он отобрал у бурят. И было это, заметь, всего за двенадцать лет до революции.

Жамьян Балданович раскурил потухшую трубку и, поудобней устроившись в кресле, спросил:

— Ты видел, как плачет верблюд? Если погибнет верблюжонок, верблюд ходит по степи и плачет-плачет… Так вот и бурятский народ до революции: он ничего не видел, кроме своих слез. До революции мы жили в нищете и невежестве. Каждый десятый бурят был ламой, служителем дацана. В Агинских степях было восемь дацанов. Они не только выкачивали из народа деньги, но и были рассадниками заразы. Ты, конечно, не знаешь, как в них приготовляли аршан — святую воду. Ее делали ламы, каждый из них должен был в нее дунуть и плюнуть, а верующий отпить хоть глоток. До революции мой бедный бурятский народ находился на грани вымирания. Вот почему буряты приветствовали революцию, дрались за нее.

В колхозе «Россия» живет Болот Габзанов. Посмотришь на него — скромный человек, рядовой колхозник. А ведь это настоящий герой. Когда в Алханайских городах Аносов создал партизанский отряд, Болот сразу ушел к нему. Потом остатки этого отряда ушли на юг и долго бились за Былыру и Кулинду.

Или вот Жамсаран Далаев. Он был бедным, но веселым и общительным человеком. Жил он у подножия Алханая и воевал вместе с Аносовым. У Жамсарана было много детей — семеновцы дом сожгли, и дети остались без крова. Потом поймали и самого Жамсарана, увезли в Маккавеевский застенок, облили керосином и подожгли…

А Чимитдоржи Цыбиков! Он в наших краях был одним из первых комсомольцев. Он обучал людей грамоте, разоблачал кулаков, лам.

Потом Чимитдоржи поехал учиться в Иркутский медицинский институт: он видел, сколько бурят уносят в могилу болезни.

Когда он после первого курса приехал на каникулы, в наших степях появились бандиты. Райком комсомола послал Чимитдоржи в Зугалай и Хара-Шибирь с заданием поднять на борьбу с бандитами молодежь. Но бандиты подкараулили комсомольца дорогой и буквально растерзали его.

Вот сейчас я как раз работаю над поэмой о Цыбикове;

Пусть время всесильное рвет гужи,
Пусть рысью бегут года.
Ты вместе со мною, Чимитдоржи,
Ты рядом со мной всегда.
Ты, словно Данко, сгорел в борьбе,
А смерти героям нет.
Ты жив!
И будет всегда тебе
Двадцать неполных лет…

Жамьян отложил тетрадь (он любил писать в школьных тетрадях). — Ну, а как теперь живут буряты, сам знаешь. Возьми хотя бы ту же Хара-Шибирь. Там сейчас такой дворец культуры, какой есть не во всяком городе. А о школе и говорить нечего: каменная, трехэтажная. Есть и комбинат бытового обслуживания, и столовая, и новые станы-гостиницы, и даже колхозный музей. А в тридцатом году там стояло лишь девять юрт. И такие изменения произошли во всей бурятской степи. Я уж не говорю о достатках в бурятских семьях. Это общеизвестно. Сейчас любая из них готова купить автомобиль…

Для бурятских ребятишек в наших степях распахнули двери пятьдесят школ. В них работают четыреста учителей. Чабан Жалсан Бальчинов сказал мне недавно: «Что за жизнь наступила, Жамьян? Чтобы сын учился, от меня, кроме родительского наказа, ничего не‘нужно. Учат бесплатно, в интернате на полном обеспечении. Чудно даже!»

Вдумайся во все это: бесправные, неграмотные до революции, и вот теперь — свои школы, свой театр, своя литература!

После революции первым в стране был отлит якутский шрифт, потом бурятский. Своей письменности у бурят до революции не было. Да и не только у бурят: разве была она у чукчей, калмыков, ингушей? У этих народов история была такая же скорбная, как и у нашего. Обо всем этом хочется написать книги, сказать: «Смотрите, люди, чего мы добились! Гордитесь этим!»

К сожалению, задуманной книги багша не успел закончить: он умер, недавно, накануне пятидесятилетия Советской власти, оставив план и первые главы нового романа.

РАЗМЫШЛЕНИЯ О СЕГОДНЯШНЕМ ДНЕ

До революции Россия была в промышленном отношении карликом. Теперь она стала гигантом. А если бы не было интервенции, гражданской воины, войны с фашистской Германией? Мы бы сейчас были намного ближе к нашей конечной цели — коммунизму.