На берегу незамерзающего Понта (СИ)

Мирош выдернул трубку из джинсов, пока та действительно не перебудила окружающих, и взглянул на экран.

Фурса.

Какого фига почти в час?

— Убью нахрен, — пробормотал Иван, поднося трубку к уху. И выдал свистящим шепотом в микрофон: — Алло!

Фурсов наоборот орал:

— Где бы тебя ни носило — гони на базу!

— С какого перепугу? Не веди себя как наседка, Влад.

— Да похеру мне, где ты себе приключения ищешь! Гапон уже нашел. Возвращайся, бл***, у него пена и судороги. Я понятия не имею, какой дрянью он накачался!

Мирош вздрогнул и вскинул глаза на Полину. Ошалевший и перепуганный.

— Какие, нахер, судороги?! — вскрикнул он. — Вы где?

— Я тебе Айболит, что ли? — рявкнул Фурсов. — В гараже мы, как и собирались.

— Твою мать… Скорую вызвали?

— Ясен пень!

— Влад, это передоз, да?

— Наверное, — выдохнул Фурса и снова заорал так, что было слышно даже Полине: — Долбо*бы, все вам кайфа мало!

— Не голоси! Я чистый! И даже трезвый! Я сейчас приду!

— Да пошел ты! — отозвался Влад и отключился. Мирош так и сидел несколько секунд, не отнимая трубки от уха и глядя на Зорину. Внимательно. Долго. И никак не мог заставить себя вернуться в реальность и начать что-то делать. Гапонище, мать его…

— Мне надо идти, — глухо произнес Иван.

— Я поняла, — она хмуро кивнула.

— Прости. Глупо.

Глупо будет, если она решит рискнуть и остаться с таким, как он. В эту самую секунду его прорвало осознание этого. Потому что, черт подери, подыхающий Гапон — кривое зеркало. Его собственное кривое зеркало. С этой мыслью он и замер, чтобы через мгновение резко задвигаться. Подхватить бейсболку. Соскользнуть с подоконника. И преодолеть пятьдесят метров по направлению прочь от мечты в свою, реальную, осязаемую жизнь.

За его спиной в доме Зориных негромко закрылось окно, и занавеска отделила Полину от всего окружающего мира, чтобы она смогла остаться, наконец, наедине с собой.

* * *

Несмотря на раннее утро, солнце уже во всю светило, и даже штора не спасала от его яркого света. Полина потянулась и прислушалась к звукам в доме. Вернее, к их отсутствию — такая стояла тишина. В то время как за окном шумели птицы, люди, поселок.

Она резко вскочила и подошла к окну. Глянула через дорогу. Через два дома от Зориных по противоположной стороне поселился Мирош со своими друзьями. Об этом Полина узнала ночью, когда так же подошла к окну, услышав сирену скорой. Видела, как за калитку выскочил Иван и проводил врачей во двор. Постояла еще некоторое время, глядя на пустынную улицу, и все же забралась в постель. Сама не заметила, как провалилась в сон, а когда внезапно проснулась, было все еще темно. Снова оказалась у окна, но скорая уже уехала. Полина бродила по комнате, вздыхая, что не знает номера телефона Мироша. Переживала — сама не понимала, за кого больше. Почти не спала — ждала утра.

Одевшись в первое попавшееся под руку, она спешно вышла за ворота, пересекла дорогу и через пару минут толкнула соседскую калитку. Та, к облегчению Полины, оказалась открытой, она вошла в большой, просторный двор и огляделась. Под тенью большого ореха стоял запыленный японец-седан. Дверь в дом была нараспашку. Оттуда не доносилось ни шороха. Мертво. Да и вокруг никого не наблюдалось. Полина подошла ближе, поднялась на невысокое крыльцо и обнаружила, что с другой стороны этого самого крыльца, прячась от солнца, на нее внимательно смотрит, лупая глазами, но не подавая голоса, собака хаски. Сторож из него был так себе.

Она зашла внутрь и оказалась в большой комнате. Одна ее половина была гостиной — с диваном, телевизором и журнальным столиком, другая — кухней. Там она и увидела Ивана. Он сидел на высоком стуле за барной стойкой, опустив голову на сложенные перед собой руки. А когда поднял глаза, зелень которых неизменно, с самого первого дня поражала ее, ей показалось, как что-то толкнуло ее изнутри к этому его потерянному взгляду.

— Поля? — тихо произнес он, но в мертвом царстве коттеджа звук его голоса мог показаться самым громким на свете.

— Привет! — она подошла к нему совсем близко. — Ты как?

— Проветриваю. Тебя надуло.

— Что у вас случилось?

— У Гапона передоз, чуть не откинулся. На скорой забрали. Я с ним ездил, вернулся под утро…

— Придурки! — ворчливо сказала Полина. — Тебе б поспать.

— Пацаны дрыхнут, а я никогда не мог похвастаться крепкой нервной системой… — устало ответил Иван и вдруг вскинулся, снова взглянув на нее. Не должно у парня быть такого взгляда — растерянного и нежного одновременно. Мирош же, между тем, снова заговорил: — Зорина, ты извини, ладно? За весь этот концерт. И вообще… Кофе? Завтракала? У нас, наверное, жрать нечего, но кофе есть.

— Давай кофе, — кивнула она, — я потом еды принесу.

— Вот еще, кормить их… — криво усмехнулся он. И медленно поднявшись, подошел к кофеварке. Засыпал порошок, налил воды. Подставил чашку. Гадость редкостная. Усталость одуряющая. Наблюдая за процессом, сжал пальцами виски. В какой-то момент ему показалось, что у него вот-вот, как хрупкое яйцо, легко пойдет трещинами голова.