На берегу незамерзающего Понта

— Свадьба когда?

— Еще подарок будешь готовить?

— Буду, — выпалил он и вскочил под оглушительный скрежет. — Масло есть? Машинное, любое, какое угодно?

— Понятия не имею, — пожала Полина плечами и неожиданно рассмеялась: — За маслом к маме или тете Гале.

— А самой не? Никак? Ты хоть что-то решаешь?

— А тебе какая разница!

— Есть разница! Эти чертовы качели скрипят так, что у нас слышно! Или твой принц — слишком принц, чтобы петли смазать?

— У тебя все вокруг плохие? — Полина склонила голову чуть набок, продолжая медленно раскачиваться.

— Нет. Мать у тебя нормальная. И тетя Галя. Фурса тоже ничего. Вот я — дрянь человек. Потому знаешь… хочешь послать меня — сейчас самое время. Даже прислушаюсь.

— Я пока повременю.

— Дура! Нахрена? И так со мной все ясно. С первого дня все ясно! — прокричал Мирош, заставив обедающих поднять свои головы и уставиться на них. Это стало последней каплей.

Развернулся и бросился к калитке, столкнувшись с семейной четой, тащившей ярко-желтый надувной матрас. Они пройти не могли. Мирош не мог. Толкались несколько отчаянно долгих секунд, покуда он не вырвался на свободу, на улицу. Перебежал дорогу, чуть не угодил под фольксваген, таранивший парковочное место. Ругнулся уже на водителя. И через считанные секунды оказался возле своего коттеджа, сжимая и разжимая кулаки.

Чертово кольцо на ее чертовом безымянном пальце до сих пор отблесками забивало чертов не желающий по-человечески функционировать мозг. Думать Мирош не мог. Так и стоял несколько секунд посреди дворика. А потом, сам не зная зачем, двинулся к гаражу, откуда доносились звуки струн. Влад никак угомонится. Он так и наблюдал, недоуменно вскинув брови, как Иван шарит по углам в поисках неизвестно чего.

— Помочь? — ехидно поинтересовался Фурса.

Но ответа не услышал. Пять минут возни. Несколько перевернутых канистр. Найденная серебристая бутылка моторного масла Helix. Кисточки не было. Был кусок поролона. Сойдет. Для этого — точно сойдет.

Когда он вернулся, Зорина куда-то делась. Тем лучше. Его не послала — свалила сама. Правда, тем лучше.

Только тетя Галя курила возле входа на летнюю кухню, недоуменно взирая на то, как, кивнув ей, он подтащил к качелям скамью, взгромоздился на нее и принялся возиться с петлями, осторожно смазывая их маслом. Да уделался сам — оно капало с намотанной на палец полоски поролона.

— Чаю будешь? — спросила Галка, скрывая от него любопытную улыбку за сигаретным дымом.

— Нет, спасибо, — отказался Мирош.

А когда уходил, снова оглянулся по двору, так и не увидев Полину.

Она появилась за спиной Галины, когда за ним закрылась калитка. Уходила не по собственной воле. Мать отправила в прачечную — развесить стирку и загрузить следующую. Но заметив во дворе Мироша, развившего деятельность на качелях, застряла на летней кухне и наблюдала за ним издалека. Вот его ладонь, которую он заносит над головой. Длинная, большая, с заметными на ней темными волосками. Откуда она так досконально знала эту ладонь? Уж не от одного ли прикосновения в этот день? Лицо, поднятое высоко вверх, чтобы видеть петли. Растрепанные отросшие за пару месяцев вихры. Короткое «черт», сорвавшееся с губ, когда масло капнуло на плечо.

И прыжок вниз, со скамьи. Удивительные секунды.

— Вот придурок, — усмехнулась Полина, выйдя на крыльцо, едва он исчез.

— Надо Тане сказать, что Генке помощник нужен, — поделилась своими соображениями Галка. — Хороший мальчик. Надо брать.

— Куда брать?

— Подмастерьем. Я еще в том году говорила, что скрипят — сил нет, а я тут целыми днями на кухне, мне слышно. Бесит.

— Бесит, — согласилась Полина, но думала не о качелях.

Именно раздражение испытывала она последние два месяца от того, что происходило. А происходило что-то невразумительное. Каждая поездка в Затоку и обратно сопровождалась наличием Мироша. Поначалу Полина пыталась изменить маршрут — стала ездить с других станций. Ее маневр он просек слишком быстро, чтобы она успела насладиться самостоятельностью путешествий. И все, что ей оставалось, — смириться с неизбежным. К ее огромному облегчению целоваться Мирош больше не лез, а его присутствие рядом хотя и беспокоило порой, но все же было вполне сносным. Если не считать упрямства в желании влезть на ее территорию всеми правдами и неправдами. Будь то попытка проводить ее до дома или приглашение куда-нибудь сходить.

Улыбаться, как он, никто другой не умел. И так озадачивать ее — тоже. Причем делал он это совершенно одновременно. Щурился от улыбки на все лицо, выбивал из привычной колеи и спрашивал:

«У тебя в среду пар меньше. В кино пошли?»

«Как ты себе это представляешь?» — Полина смотрела на него с удивлением и совершенно серьезно.

А он в такт мерному покачиванию вагона пожимал плечами и отвечал задорно, даже задиристо:

«Обыкновенно. Выберем какую-нибудь комедию, поржем, поедим попкорн».

«У меня жених есть!»

«И поэтому ты не можешь пойти в кино?»

«И поэтому я не могу пойти в кино с тобой».

Мирош закатил глаза и совершенно спокойно, будто это не его только что послали, на всякий случай уточнил: