НА БЕРЕГУ РИО-ПЬЕДРА СЕЛА Я И ЗАПЛАКАЛА

– Да ты уже все знаешь. Я поступил в семинарию. Еще на первом году я попросил, чтобы Господь помог мне превратить мою любовь к тебе в любовь ко всему человечеству. На втором курсе я понял, что молитва моя услышана. На третьем – как ни тосковал я, возникла непреложная уверенность, что моя любовь мало-помалу переплавляется в милосердие, в молитву, в помощь всем, кто в ней нуждается.

– Зачем же ты снова отыскал меня? Зачем снова разжег во мне это пламя? Зачем рассказал об изгнании Другой и открыл мне глаза на то, как нелепо и убого я живу?

Голос мой дрожал, слова путались. С каждым мгновением он был все ближе к семинарии и все дальше от меня.

– Зачем вернулся? Зачем лишь сегодня рассказал мне эту историю – ведь ты видел, что я начинаю любить тебя?!

– То, что я скажу, покажется тебе глупостью, – отвечал он, чуть помедлив.

– Не покажется! Я больше не боюсь быть смешной. И научил меня этому ты.

– Два месяца назад мой духовный руководитель попросил, чтобы я вместе с ним съездил к одной женщине – она умирала и собиралась завещать нашей семинарии все свое имущество. Мой наставник должен был составить его опись. Она жила в Сент-Савене.

Собор был уже совсем недалеко. Я подсознательно чувствовала: как только мы дойдем до него, разговор прекратится.

– Не останавливайся, – попросила я. – Я заслужила объяснение.

– Я помню ту минуту, когда вошел в ее дом. Окна выходили на Пиренеи, и солнце, казавшееся еще ослепительней от блеска снега, заливало все вокруг. Я занялся было описью, но очень скоро вынужден был остановиться. Дело в том, что вкусы покойной в точности совпадали с моими – она покупала те же диски, что и я, слушала ту же музыку, которую слушал бы и я, разглядывая этот пейзаж за окном. На полках было много книг – кое-какие из них я читал, а другие с удовольствием бы прочел. И мебель, и картины, и всякие мелочи, разбросанные по комнатам, – все было таким, словно я сам их выбирал. И с того дня я уже не мог себя заставить не думать об этом доме. Всякий раз, как я входил в часовню, чтобы помолиться, я вспоминал, что мое отречение от мира оказалось неполным. Я представлял себе, как живу в таком же доме с тобой, слушаю эту музыку, гляжу на заснеженные вершины гор, на огонь в камине. Я представлял, как бегают по комнатам наши с тобой дети, как играют они в полях, окружающих Сент-Савен.

А я, хоть никогда в жизни не бывала в этом доме, точно знала, как он выглядит. И мне хотелось, чтобы он не произносил больше ни слова – тогда я смогла бы помечтать.

Но он продолжал:

– Две недели назад я не совладал с душевной истомой. Разыскал своего наставника, рассказал ему обо всем, что происходит. Признался в том, что люблю тебя, и в том, какие чувства испытывал, составляя опись.

За окном пошел мелкий дождик. Я опустила голову, плотней запахнула жакет. Я боялась узнать, что было дальше.

– А он мне сказал: «Многообразны и различны пути служения Господу. Если ты считаешь, это – твоя судьба, ступай, ищи ее. Только тот, кто счастлив, способен распространять счастье». «Не знаю, это ли моя судьба, – сказал я ему. – Решив затвориться в этом монастыре, я обрел мир в душе». «Что ж, иди в мир, разреши все и всяческие сомнения, – отвечал он. – Оставайся в мире или возвращайся в семинарию. Но в том месте, которое изберешь для себя, ты должен пребывать в целокупности. Царство разделенное падет под натиском неприятеля „Перефразирован стих из Евангелия: „…всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет“ (Лк 11:17). – Прим. перев.“. Человек разделенный не сумеет с достоинством и отвагой глядеть жизни в лицо».

Он что-то вытащил из кармана и протянул мне. Это был ключ.

– Мой наставник дал мне ключ от дома этой женщины и сказал, чтобы я не торопился распродавать ее имущество. Я знаю – он хотел, чтобы я вернулся туда с тобой. И это он устроил мне лекцию в Мадриде для того, чтобы мы с тобой снова встретились.

Я поглядела на ключ в его руке и молча улыбнулась. Но в груди моей будто благовестили колокола, над головой – распахнулись небеса. Он будет служить Богу, но по-своему – рядом со мной. Потому что я буду сражаться за это.

– Возьми, – сказал он.

Я протянула руку, сжала в пальцах ключ, спрятала его в карман.

Базилика собора была уже перед нами. Прежде чем я успела вымолвить хоть слово, кто-то заметил его и устремился к нему. Назойливо моросил дождик, и, не зная, сколько времени мы проведем здесь, я ни на миг не забывала, что вымокнуть мне нельзя – переодеться-то не во что.

Я попыталась думать только об этом и гнала прочь мысли о доме – о том, что подвешено между небом и землей и ожидает, когда прикоснется к нему рука судьбы.

Он окликнул меня и, когда я подошла, представил нескольким людям. Кто-то осведомился, откуда мы приехали, и, когда он назвал Сент-Савен, сказал, что там похоронен святой отшельник. Легенда гласит, что именно он первым открыл колодец посреди площади и что городок поначалу задумывался как прибежище для верующих, которые не желали жить прежней жизнью и уходили в горы на поиски Бога.

– Они и сейчас там, – услышала я еще чей-то голос.