На берегу Севана

– Сэто, – крикнул ему вдогонку Камо, – можешь пообещать в обмен за кувшин все наши стеклянные бутыли! Да проси от имени деда Асатура, его кочевники хорошо знают.

Когда Сэто исчез из виду, Камо, обернувшись к товарищам, сказал:

– Какой Сэто стал!

– Это твоя заслуга, Камо, – улыбнулся Армен. – Ты правильную повел с ним политику.

– По твоему способу, – засмеялся Камо.

– А я так прямо поразилась, как Камо, ну прямо в один момент, обезоружил этого злюку. Неужели ты такой сильный, Камо? – спросила Асмик, лукаво на него поглядывая.

Неожиданный комплимент смутил Камо.

– Н-не знаю… – пробормотал он.

– Ну, ты заслужил подарок. Сейчас будет готов. – И Асмик, вскочив, начала собирать цветы.

Геологи шли в это время к обрыву, находившемуся напротив озера. Он начинался на одной из вершинок и спускался к ее подножию.

– Мне кажется, – сказал Ашот Степанович, – что по строению этой горы мы можем решить, куда должна течь вода: то ли по ту ее сторону – к Казаху, то ли по эту – к Севану.

– Конечно, можем… И, правду говоря, не выяснив этого, мы не должны понапрасну мучить ребят.

– Ясно: если вода течет в сторону Казаха, то даже керосин вливать в поток бесцельно, тем более что для этого надо нырять на дно озера.

Позади них послышался веселый голос Асмик.

– Погляди, Армен, – говорила она, срывая цветок за цветком, – какие они красивые, какие ароматные!..

Собрав цветы, Асмик сплела из них венок и с шутливой торжественностью возложила его на голову Камо.

– За исправление Сэто… за спасение нашей фермы… – перечисляла она заслуги Камо. – Но я вижу, – обернулась она к Армену, – что у поэта на куски сердце разрывается. Погоди, сейчас и для тебя сплету.

Асмик сплела еще один венок и надела его на голову Армену.

– Ах, как ты похорошел, Армен! Хотя… ты всегда был хорошеньким, – шутила девочка.

В этот день удивительно болтливой была Асмик.

– А Грикор?.. Бедный мой пастух! Погоди, тебе я нарву нарциссов… На, вот тебе мой подарок! Но, если ты не будешь лечить ногу, как обещал, я тебя перестану любить… А ты, мой добрый дед, что заскучал? На этот букет тебе. Видишь, какие у тебя хорошие внучата!

Дед поцеловал Асмик в голову и вздохнул. Места, где он бродил в молодые годы, пробудили, по-видимому, у старика волнующие воспоминания, и, глядя на озеро, он запел. Это была какая-то восточная, полная грусти песня. И старик спел ее так хорошо, что ребята расчувствовались.

– Эх, Дали-даг!.. Сколько, сколько таких, как мы, приходили к тебе, дышали запахом твоих чудесных цветов и уходили… Никто не знает, откуда приходят люди, куда уходят, человеку непонятны тайны природы…

Старик встал. Он был глубоко взволнован:

– Ну, пойду, ребята, на охоту. Дали-дага я больше не увижу, это в последний раз… Пойду погляжу, зорок ли еще мой глаз!

Дед встал и, слегка покряхтывая, поднялся на ближайший гребень скалы.

Он долго стоял здесь, внимательно вглядываясь вдаль.

По ту сторону гребня, в лощинке, мирно паслось несколько диких баранов.

Дед вскинул ружье. Вожак увидел его, тревожно фыркнул, и бараны, делая огромные прыжки, стремительно понеслись вниз по кремнистой горе.

Раздался гулкий выстрел. Прожужжала пуля, и красавец муфлон упал на голову, перевернулся и покатился по склону, оставляя на снегу пятна крови.

Вскоре старый охотник с ружьем в руках вновь появился на гребне. Он прикрыл ладонью глаза и долго смотрел на Севан, на чудесные горы, а потом запел снова. Это была песнь его юности – «Песня пастуха». Пел он грустно, всем своим взволнованным сердцем говорил «прости» любимым горам…

НЕСКОЛЬКО НАУЧНЫХ ПОДСЧЕТОВ

Убитый дедом баран был большой и тяжелый. Камо с Грикором, впрягшись в рога, не без труда подтащили тушу к берегу озера. Блестящая, темная, с рыжим отливом шкура животного, по мере того как оно остывало, все больше тускнела.

– Такой красивый! Неужели не жаль убивать было? – говорила Асмик.

– Жаль-то жаль, – сказал дед, – да ведь и для науки иной раз кровь проливать приходится. На днях председатель охотничьего союза говорит мне: «Дед Асатур, зоологическому институту дикий баран требуется. Хотят поглядеть, какой у него желудок, легкие, печень». Не знаю, для чего это им – нет ли болезней каких, что ли?.. Ну вот и пошлем им нутро, пускай поглядят, а мясо мы съедим. Хорошо, что под пулю мою самец попал!

– Нашему деду за такой выстрел! – сказал Армен и протянул ему листок бумаги.

На нем было всего четыре строки:

В душе моей останется навек,
Как светлый сон, воспоминанье –
Стремительный муфлонов бег.
Гром выстрела и сердца ликованье.

Асмик восторженно захлопала в ладоши.

– Дедушка, а зачем у него такие огромные рога? – спросил Грикор, приподнимая гигантские узловатые рога барана. – И что это за кольца у него на рогах?

– Рога барану нужны и для защиты и для нападения. В борьбе побеждает тот, у кого и голова и рога крепки, а сам он молод и силен… А кольца на рогах показывают возраст – я уже говорил вам об этом.

– Значит, ему двадцать лет? – сосчитал Грикор.