На берегу Севана (др. изд.)

— Идем, дедушка, идем! Ты нам хоть издали покажи эту пещеру, — взволновался Камо.

— Да ведь по тем местам ходить… — замялся дед.

— А еще кичишься: «Охотник я»! — поддразнил старика Грикор.

— Ах ты, слюнтяй, не успел из яйца вылупиться, а старых охотников на смех поднимаешь… Да я одних волков и медведей убил столько, сколько в этом стаде телят! Ты мне только покажи медведя — ружье брошу, с одним кинжалом на него пойду! Тут дело в отваге, а там — дэвы… Понимаешь, мальчишка: дэвы! Их ни силой, ни храбростью не возьмешь. Хватит у тебя ума понять это?

Как ни старались мальчики убедить старика, что никаких дэвов нет, что все это выдумки, он упрямо стоял на своем.

— Что же это, если дэвов нету? Пока вы мне не скажете, кто там стонет, в Черных скалах, ничему не поверю, — твердил дед. — Вот охотник Каро — мир его праху! — попробовал забраться в пещеру к дэвам, да упал, разбился. А какой храбрец был!

— Откуда же он знал, что там так много меда? — спросил Камо.

— Как это — откуда знал! Каро был настоящим охотником. По одному тому, как пчелы жужжат, он узнавал, сколько у них меда. Львиное сердце было у Каро. «Какие дэвы? Что за глупости!» — говорил он, вот как вы сейчас. Ну, и поднялся на вершину Чанчакара. Поднялся, привязал веревку к утесу и спустился по ней с вершины скалы к пещере. Только войти в нее не мог — вход был маленький и узкий. Что же, вы думаете, он сделал? Порохом подорвал вход. И знаете, сколько он выгреб из пещеры меда… на самом деле выгреб, лопатой?… Четырнадцать пудов!

— Четырнадцать пудов?… — изумился Грикор.

— Ну да, четырнадцать… Погрузил мед на ослов, привез в село. От удивления все рты пооткрывали. Кум Мукел сказал: «Каро, счастье твое, что дэвов дома не было». Каро только посмеялся. На другой день он снова отправился на Чанчакар. Ну, тут ему не повезло: дэвы были дома. Разъярились и сбросили Каро в пропасть — отомстили… С тех пор, как он погиб, никто больше не решается лазить на эту скалу. Лопата Каро так и осталась в пещере воткнутой в мед — ручка торчит наружу.

Несколько минут все молчали.

— Да, — нарушая паузу, повторил дед, — из меда торчит. Чанчакар — полный меда амбар. Кто знает, сколько сотен лет наполняют его пчелы…

— Сотен лет?… А разве пчелы не старятся, не умирают? — наивно спросила Асмик.»

Дед ухмыльнулся:

— Этой дикой пасеке сотни лет, но пчелам не больше нескольких месяцев. Одни дряхлеют и умирают, другие, старые, роятся и улетают гнездиться в другом месте, а в улье всегда остаются молодые. Когда говорят, что пчелы роятся, это значит, что улетают старые, оставляя улей молодым. Потому-то пчелиная семья вечно молода.

— Как так? — изумился Армен. — Почему же говорят, когда пчелы роятся: «отроек отсыпает»? Молодые пчелы отделились от старых и со своей новой маткой ищут пристанища.

Дед опять самодовольно усмехнулся в усы и погладил бороду:

— Гм… — буркнул он. — Ты что же думаешь, всякий правду знает? Многие думают, что молодые пчелы из улья улетают, свою семью заводят, как у всех животных: вырастают дети, уходят от отца-матери… А вот пчела такой ошибки не делает. Если пчела выпустит из улья своих слабых, неопытных деток — не выживут, погибнут. Это тебе не волчонок, который найдет спящего зайку, ухватит за шиворот и слопает. Для него это просто. У пчелы дело потруднее. Пчелиной семье, чтобы жить, громадную стройку затевать нужно. Целый город! Склады для меда, для цветочной пыльцы, помещения для деток и разные другие… Открой-ка улей, поглядите — город, настоящий город, со своими порядками, правилами… Ну, вот теперь я вас и спрошу: кому — старим, опытным уходить новый город строить или таким, как вы, несмышленым младенцам?

— Конечно, старым, — в один голос ответили ребята.

— Так… Вот старые добровольно и оставляют молодым все свое богатство: усилье, склады воска и меда, все хозяйство, а сами улетают.

— И ничего с собой не берут? — удивилась Асмик.

— Ничегошеньки!

— А дикую пчелу можно приручить? — спросил Камо.

— Да еще как! Добудь-ка соты диких пчел с их личинками да поставь в колоду — поглядишь, какими станут домашними… Сколько раз в погоне за куницей бродил я по горам, лесам, пчел находил и приносил домой… Не я, положим, находил — куница дорогу показывала. Это ведь она каждую ночь все дупла обыскивает, находит мед, обжирается, а иной раз тут же, в дупле, и засыпает. А я иду себе по ее следам. Найду дупло, вытащу куницу и — проснуться не успеет! — пристукну. Шкурку к поясу подвешу, мед сложу в ведро, пчел — в папаху, и домой. И какие же это пчелы!

— А какая пчела лучше — дикая или домашняя? — поинтересовался Грикор.