Но он сдержался. Подождем еще немного, сказал он себе. Гладиаторские игры в Нью-Йорке по сравнению с теми, что он видел в других городах, отличались, пожалуй, только более высоким мастерством участников. Программа же не блистала новизной: сначала, как всегда, поединки на мечах, саблях и шпагах (естественно, все схватки продолжались до смертельного исхода). Затем следовали единоборства с быками, львами и носорогами. В заключительном отделении сцены из более поздних времен: бои лучников на баррикадах и поединки на высоко натянутой проволоке.
Вечер прошел изумительно. Провожая Патциг домой, Фрелейн старался скрыть растущее смятение: до сих пор ни одна женщина не влекла его так сильно. И именно эта женщина оказалась его официальной Жертвой.
Он не представлял себе, что делать дальше. Джанет пригласила его зайти. Сев рядом с ним на диван, она прикурила от массивной зажигалки и откинулась на спинку.
— Когда ты уезжаешь? — спросила она.
— Точно не знаю, — ответил Фрелейн, — но, наверное, послезавтра.
Она коротко вздохнула.
— Я буду без тебя скучать.
Наступило молчание. Потом Джанет встала приготовить коктейль. Когда она выходила из комнаты, Фрелейн смотрел ей в спину. Пора, подумал он, коснувшись кнопки.
Но момент был безнадежно упущен. Он не мог застрелить ее. Нельзя убить девушку, которую любишь.
Мысль, что он влюбился, потрясла Фрелейна. Он ехал в Нью-Йорк, чтобы убить эту девушку, а вовсе не для того, чтобы жениться на ней!
Она вернулась с подносом и села напротив него, глядя в никуда с тем же пустым, безнадежным выражением
— Джанет, — решился он. — Я люблю тебя.
Она подняла голову. В ее глазах стояли слезы.
— Не надо, — вырвалось у нее. — Я же Жертва. Я не успею дожить до…
— Тебя никто не убьет. Я твой Охотник.
Она пристально посмотрела на него, затем неуверенно улыбнулась:
— Ты хочешь меня убить?
— Перестань, — сказал Фрелейн. — Я хочу жениться на тебе.
Джанет очутилась в его объятиях.
— Боже мой! — всхлипнула она. — Это ожидание… я так измучилась…
— Все позади, — успокаивающе шептал Фрелейн. — Ты только представь, как мы будем рассказывать эту историю нашим детям: папа приехал убить маму, а вместо этого они поженились…
Она поцеловала его, потом закурила.
— Давай собираться, — начал Фрелейн. — Прежде всего…
— Постой, — остановила она его. — Ты ведь не спросил, люблю ли я тебя?
— Что?
Продолжая улыбаться, она направила на него зажигалку. Внизу на корпусе виднелось черное отверстие — как раз для пули тридцать восьмого калибра.
— Что за шутки? — крикнул он, вскакивая.
— Я не шучу, милый, — ответила она.
Словно пелена спала с глаз Фрелейна: как он мог считать ее девчонкой? Глядя на нее сейчас, он понял, что ей далеко за тридцать. Каждая минута напряженной двойной жизни убийцы оставила след на ее лице.
— Я не люблю тебя, Стентон, — негромко сказала Патциг, не опуская зажигалку.
Фрелейн всегда дрался до последнего. Но даже в эти истекающие секунды он не мог не восхититься, как блистательно сыграла простушку эта женщина, с самого начала, должно быть, знавшая все.
Он нажал кнопку, и пистолет со спущенным предохранителем оказался в руке.
Чудовищный удар отбросил его на кофейный столик. Из ослабевших пальцев выпал пистолет. Задыхаясь, теряя сознание, он видел, как она внимательно прицелилась для нанесения coup de grace[2]
.— Наконец-то я смогу вступить в Клуб, — услышал он ее счастливый голос, когда она спустила курок.
Кое-что задаром
Он как будто услышал чей-то голос. Но, может быть, ему просто почудилось? Стараясь припомнить, как все это произошло, Джо Коллинз знал только, что он лежал на постели, слишком усталый, чтобы снять с одеяла ноги в насквозь промокших башмаках, и не отрываясь смотрел на расползшуюся по грязному желтому потолку паутину трещин — следил, как сквозь трещины медленно, тоскливо, капля за каплей просачивается вода.
Вот тогда, по-видимому, это и произошло. Коллинзу показалось, будто что-то металлическое поблескивает возле его кровати. Он приподнялся и сел. На полу стояла какая-то машина-там, где раньше никакой машины не было.
И когда Коллинз уставился на нее в изумлении, где-то далеко-далеко незнакомый голос произнес: «Ну вот! Это уже все!»
А может быть, это ему и послышалось. Но машина, несомненно, стояла перед ним на полу.
Коллинз опустился на колени, чтобы ее обследовать. Машина была похожа на куб — фута три в длину, в ширину и в высоту — и издавала негромкое жужжание. Серая зернистая поверхность ее была совершенно одинакова со всех сторон, только в одном углу помещалась большая красная кнопка, а в центре — бронзовая дощечка. На дощечке было выгравировано: «Утилизатор класса А, серия АА-1256432». А ниже стояло: «Этой машиной можно пользоваться только по классу А».
Вот и все.
Никаких циферблатов, рычагов, выключателей — словом, никаких приспособлений, которые, по мнению Коллинза, должна иметь каждая машина. Просто бронзовая дощечка, красная кнопка и жужжание.
— Откуда ты взялась? — спросил Коллинз.