На берегу Уршдона

— Ты хорошая девочка, а плачешь. Разве я тебя отпущу! С чего ты взяла, что в город?

— Я сама слышала.

— От кого?

— Тетя говорила, врач. В больницу инфекционную, говорит, надо вести.

— Тебе самой сказала?

— Нет. Она с кем-то говорила, а я слышала!

Мы пошли к врачу. Врач выслушала Дзыцца и строго покачала головой:

— У вашей девочки есть один большой недостаток. Подслушивает чужие разговоры и неправильно истолковывает. — И улыбнулась: — Речь шла о другой больной. А ваша через неделю будет дома. Если перестанет упрямиться. Скажите ей, чтобы пила все лекарства, какие дают, а не прятала под матрац…

Мы вышли от врача успокоенные. Узнав, что скоро домой, Дунетхан повеселела. Только спросила Дзыцца, почему она сказал врачу, что наш отец не вернулся с войны.

— Разве я так сказала? — удивлялась Дзыцца.

— Да! Я слышала!

— Значит, просто оговорилась. Баппу еще не вернулся, но обязательно вернется. А ты скорей поправляйся. Увидит, что болеешь, и меня будет ругать. Почему, скажет, мою черноглазую не уберегла? Правда, Габул?

Я кивнул. Хотя не очень-то уже и верил Дзыцца, что Баппу вернется.

Через неделю Дунетхан на самом деле выписали.

— Ваша дочь молодчина! — сказала врач на прощание.

— Не капризничала, все лекарства принимала. Смотрите, ее и не узнать!

Домой мы пошли пешком. Уже выходили на полевую дорогу из села, как Дунетхан захотелось пить, и Дзыцца свернула к одному из домов. Это был дом друга Баппу, Дзыцца мне утром показывала. «У них тоже отец еще не вернулся с войны, а то разве не проведал бы нас».

Дверь открыла хозяйка и набросилась на Дзыцца с упреками:

— Нечего сказать, ее ребенок две недели лежит в больнице, а она глаз не кажет! Будто мы ей чужие!

Дзыцца оправдывалась смущенно: столько дел всяких, разве за ними выберешь время… Но я-то знал, ничего нет труднее для Дзыцца, как прийти к кому-нибудь с просьбой. Зачем людям докучать? Если и переступит чужой порог, то уж когда злая нужда заставит, когда другого выхода нет.

— Ладно, — сказала хозяйка. — А вот это тебе. — И протянула Дунетхан большой кусок сахару.

Дунетхан вопросительно взглянула на Дзыцца: можно ли взять? Когда в доме гости, Дзыцца нас и к столу близко не подпускает. Идите, мол, поиграйте во дворе. Неприлично смотреть людям в рот. И мы не брали, если нам давали что-нибудь со стола, — пусть думают, мы сыты. «Они недавно поели», — говорила Дзыцца. Или усаживала нас за печкой, чтобы на стол не смотрели. О тех, кто глазами провожает чужой кусок, она рассказала нам такой случай.

В один дом пришел гость. А жили здесь бедновато. Все же хозяйка ничего не пожалела: что было у нее, то и на стол поставила. Графинчик араки принесла, ломтики пирога, испеченного на масле. Гость поест и будет доволен. О чем еще мечтать хозяйке!

Ее маленький сынишка, увидев пирог, попросил и себе кусочек.

«Потерпи, вот уйдет гость, и что останется, все будет твое».

Малыш стоит в углу, нахмурясь, и ждет. А гость и не думает вставать. Жует и жует. Проглотит ломтик пирога, утрет губы и по сторонам поглядит. И не замечает, какое отчаяние на лице мальчика. Допил араку, к последнему куску потянулся. Тут мальчик не выдержал, закричал:

«Мама, он доедает!»

Мы потом часто дразнили друг друга этим «доедает!» Вспомним и смеемся…

Вот Дунетхан и хотела у Дзыцца узнать — можно ли взять сахар.

— Возьми, дочка, — разрешила Дзыцца. — И поблагодари.

Хозяйка вышла проводить нас до калитки. Тут откуда-то собака выскочила навстречу и зарычала. А раньше ее не было. Дунетхан вцепилась Дзыцца в подол.

— Не бойся, — успокоила хозяйка. — Если во двор впустила, то уж не тронет. — Сама же строго прикрикнула на собаку и прогнала под плетень.

Мы проскользнули на улицу.

Дунетхан была совсем маленькой, когда ее укусила соседская собака. Следы и сейчас еще заметны.

А виновата была старуха Гуашша. Ее внук Агубе дразнил собаку, и та тяпнула его за палец. Пошла кровь. Старуха всполошилась: «Ай-ай, чуть руку не откусила! Калекой оставила! Где эта проклятая тварь?» Кто-то сказал, что в нашем дворе. Старуха притащилась к нам. Видит — Дунетхан играет с собакой. Побежала домой и вернулась с ножницами.

«Поди-ка сюда!» — позвала она из-за калитки.

Дунетхан бросила собаку и подошла. Гуашша сунула ей ножницы и приказал выстричь у собаки клок шерсти.

«Внука покусала, и, если собачью шерсть к ранке не приложить, мальчик помрет».

Глупышка взяла ножницы, хотя не то чтобы держать в руках, видела их впервые. Кончилось тем, конечно, что и ее укусила собака…

Теперь все позади. Из больницы Дунетхан вышла совсем здоровой! А бывало, легонько надавишь пальцем на ее руку, и долго остается белая вмятина. Сейчас разве так?! И глазенки блестят, что смородины.

По правде сказать, не из-за щелей в полу попала в больницу — она все равно свою долю отдавала бы собаке. Наверно, это мы виноваты с Бади, потому что знали обо всем и молчали. Не сообразили, чем это обернуться может. А то Дзыцца разве допустила бы!

Завтра у нас будет новый пол в коридоре. Ни одной даже крохотной щелки! Я и о деньгах забыл — так обрадовался. Можно бегать по коридору и не бояться что провалишься.