На берегу Уршдона

Слова Нана всегда подбадривают меня. Вот и сейчас я чувствую себя уверенней.

Мы вышли во двор. И Нана поднялась с постели.

— Да поможет тебе Бог! — донесся из коридора ее голос.

На улице меня ждали Темиркан и Хаматкан. Темиркан сунул мне в карман пять рублей, а Хаматкан подарил бритву — пригодится, сказал. Втроем дошли до Куыройыдона, дальше пошел один.

Пес Хуыбырш весело бежал впереди. Поднявшись на холм, я оглянулся на село, отыскал глазами свой дом. В сравнении с другими сиротливым он мне показался. Камышовая крыша отчетливо виднелась сквозь листву деревьев. По лугу на краю села разбрелось стадо. Вон и наш теленок, я его издали узнал…

Отсюда видна и могила Дзыцца. Была бы жива, не отпустила бы меня одного. Проводила бы до самой станции. Эх, дожила бы она хоть до сегодняшнего дня! Так ждала, когда я закончу школу.

Остались позади колхозные амбары. И Хуыбырш отстал. Стоит посреди дороги, то назад оглянется, то на меня посмотрит грустными глазами. Потом нехотя потрусил домой. Уже не надеялся на мое возвращение…

XXX

Ох уж эти вокзальные радиоголоса! Хотя раньше мне приходилось приезжать в город только один раз, я эти голоса запомнил. Они хриплые, с нотками вечной усталости. Вот и на этот раз я вновь услышал: «Граждане пассажиры! Камера хранения ручного багажа…»

Багажа у меня особого не было. Со старым чемоданчиком и связкой книг в руках я вышел на вокзальную площадь. Шум города меня не смутил. Я остановился и стал прикидывать, как разыскать дом Шаламджери, двоюродного брата матери.

Телефон у меня был записан, но сейчас разгар рабочего дня. Я не был уверен, что застану его дома. И точно — мне ответил женский голос. Раньше чем через месяц не будет Шаламджери. Почему не будет? Да он уехал в другой город, в командировку его послали.

Вот так новость! Через месяц у меня уже закончатся экзамены. А я-то больше всего как раз на него и рассчитывал. Что же мне делать? Ну, одну ночь я еще смогу провести на вокзале, а дальше что?.. Кто это мне позволит околачиваться там в течение целого месяца?..

И тут меня прошиб холодный пот: послезавтра начнутся экзамены, а я еще и документы не сдал.

Да, во что бы то ни стало мне надо разыскать Тепшарыко, другого двоюродного брата матери. Признаться, я его не очень любил. Да и за что его любить? От того, кто собирался отдать нас в детдом — был такой эпизод в жизни, — можно ли ждать хорошего? Но будь что будет. Я знал, что они живут недалеко от осетинской церкви.

Не раз я задавал вопросы прохожим, пока, наконец, не приблизился к осетинской церкви. И в самом деле, дом Тепшарыко мне указали сразу. Но тут я остановился, подумал и вновь вернулся на главную улицу города. Я был голоден, и мне надо было срочно перекусить. Эх, права была Нана, когда советовала прихватить с собой еду.

Я храбро перешагнул порог столовой и увидел там небольшую очередь, всего несколько человек.

Названия блюд оказались мне незнакомыми, и я так ничего и не сумел выбрать.

— Что тебе? — строго спросила меня высокая, краснощекая и полнотелая женщина в белом халате.

Я решил взять то же самое, что и парень, стоявший передо мной. И потому небрежно произнес:

— Дайте мне вот это!

При этом я кивком головы как бы обратил внимание женщины на тарелку в руках парня.

— Котлет больше нет, — резким голосом ответила мне женщина. — Что будешь брать?

Я растерялся.

— Быстрее! Не задерживай, видишь, народ стоит.

— Тогда…

Я хотел назвать блюдо, которое называли другие, но мой язык как-то не слушался, и я сказал так, как для меня было легче:

— Дай мне канцелярию.

— Послушай-ка, хохмач, — женщина скосила на меня глаза.

Я не знал, что такое «хохмач». Но расспрашивать не решился, ибо тут же услышал:

— Хочешь выкобениваться, ищи другое место.

Это слово мне тоже было незнакомо, но тут я услышал сердитые голоса стоявших в очереди. Мне стало стыдно, и я бросился к двери.

У дверей висело меню. Тут-то я и увидел слово «шницель». «Шницель, шницель» — повторял я, словно вспомнил имя старого знакомого. Блюдо, которое я назвал «канцелярией», называлось «шницель»!

Но возвращаться в столовую я не стал. Подумал, что надо и совесть иметь, чтобы вновь беспокоить людей. Вернись я к раздаточной, меня, конечно, сразу бы узнали. Да и есть расхотелось, а потому я пошел к дому Тепшарыко.

Вот это дом, дворец, да и только. За воротами сад, деревья видны из-за высокого забора.

Как только я прикоснулся к ручке двери, послышался лай собаки и загромыхала цепь. Я поспешно отошел в сторону. Не люблю иметь дело с собаками, которых не знаю, а особенно, если они сидят на цепи.

— А ты нажми на звонок, — подсказал старик, проходивший по улице, — не то они тебя и не услышат. Они не всех слышат!

Я увидел черную кнопку звонка и нажал на нее. Я слышал, как зазвенел звонок. Собаку точно шилом кольнуло, она отчаянно рванулась вперед и еще громче загромыхала цепью. Теперь я уже чувствовал ее прерывистое дыхание. Я даже отошел чуть ли не на середину улицы.

— Не бойся ее, — подбодрил меня старик. — Дверь, сам видишь, крепко заперта, да и собака до тебя не дотянется.