На безымянной высоте

Повел Стефу в роту управления франтоватый пээнша капитан Гулько. Он весь засиял, когда получил такое «боевое» поручение от Фомича. И, может быть, именно это обстоятельство побудило комбрига сказать сурово:

— Товарищи командиры, кто станет приставать к этой девушке, тому не поздоровится. Накажу самым суровым образом… Предупредите об этом и своих подчиненных!

— Может, зря наш «батя» проявляет столько заботы о ней, — тихонько шепчет мне на ухо Чопик. — Стефа, видно, такого нрава, что и сама сможет постоять за себя…

Я хотел сказать ему, что среди нашего брата попадаются настоящие жуки, опытные сердцееды, которые могут любой орешек раскусить… Поэтому предостережение полковника Фомича вполне уместно. Но сказать не успел: заговорил полковник, и мы услышали от него такое, чего меньше всего ожидали:

— Через несколько часов отправляемся в бой. А собрал я вас всех вот для чего: к нам вчера, как вам известно, прибыло офицерское пополнение — четыре лейтенанта и семь младших лейтенантов. Их распределил я по два-три человека в каждый батальон. Хочу, чтобы вы увидели друг друга в лицо, перезнакомились. Надо знать, с кем идешь в бой, кто твой сосед… — Немного помолчав, продолжил: — Мы должны любой ценой и как можно скорее пробиться к Самбору, — черкнул толстым зеленым карандашом по карте, — и там закрепиться! Противник значительными силами отходит в Карпаты, чтобы, заняв там господствующие высоты, замедлить продвижение наших войск. — Фомич окинул быстрым взглядом присутствующих, чтобы убедиться, все ли его слушают. Потом добавил: — Наша задача — нарушить его планы, перерезать коммуникации, навязать ему, бой в предгорье, где есть необходимый для нас оперативный простор. Надеюсь, задача ясна? — И, не ожидая ответа, добавил: — Маршруты и указания о взаимодействии командиры батальонов получат у подполковника Барановского. Дозаправиться горючим и боеприпасами и никому не отлучаться из подразделений!

— Товарищ подполковник! — показалось в дверях круглое, как колобок, с курносым носом лицо телефониста. — Вас вызывает комкор Белов.

— Задачу и обстановку довести до каждого бойца. Комбатам остаться. — Фомич бросился к телефону.

На предместье упали легкие вечерние сумерки. Они скрыли следы недавнего боя, и только горьковатый запах пожарищ, который все еще не развеялся, нарушал идиллию тихого летнего вечера, о котором мы тосковали все три безмерно длинных года войны…

— Вот бы забросить сейчас удочку на крутом бережке Самары, где-нибудь по соседству с камышом и кувшинками, — медленно, мечтательно тянет Губа, — и поймать…

— Бубыря с мизинец, — добавил скороговоркой Чопик. — Вот бы наварил ухи — на целую компанию, — смеется, и мы хохочем.

— И вытянул бы доброго леща или язя, — не обращает внимания на подтрунивания Губа. — Ну, такого, что когда несешь его, держа за жабры, то хвост по земле волочится. Вот это удовольствие! А потом поджарить на душистом масле, чтобы подрумянился, даже похрустывало…

— А к нему — чарочку пропустить то ли казенной, то ли самограя, — облизывает губы Петя Чопик. — Вот было бы застолье на славу.

— Кончай болтовню! — гудит басом старшина Грищенко. — Уже пора идти за ужином!

— Снова, как и вчера, гороховое пюре, — вздыхает Губа. — И откуда его столько взялось, этого гороха?

XII

За окраиной Львова колонна наших «тридцатьчетверок» сразу взяла такой разгон, что у нас, автоматчиков, сидевших сверху, даже дух захватило. Подумалось: может, вот так и будем лететь до самого Самбора? Но уже на двенадцатом километре машины резко затормозили и вскоре совсем остановились. Неподалеку от дороги в редком лесу расположились тылы какой-то пехотной части. Спрашиваем у пожилого ездового, который попросил у нас закурить, далеко ли отсюда до переднего края? Он со вкусом затянулся, опустив толстую взлохмаченную бровь на левый глаз, а другую вздернул вверх:

— Туда добираться часа два, может, с гаком, а оттуда — за час успеваю…

— Что, разными дорогами едете? — поинтересовался Губа.

— Дорога у меня одна… Но туда, где смерть, чего торопиться!.. Другое дело — оттуда…

— Странная философия, — крутит головой Орлов.

Но дядька на это не обращал внимания.

— Когда же везу раненых, то оттуда я добираюсь часа за полтора или более. Так что на добрый десяток верст наберется.

К нашей группе подходит, широко улыбаясь, Нещадимов:

— Вот не надеялся встретить здесь бывших своих добрых соседей, — обнимает нас нескольких сразу. — Такую встречу и обмыть не мешало б! — тянется рукой к трофейной фляжке, которая висит на боку. На погонах красуются огненные лычки старшего сержанта. И пилотка, которая на нем, и обмундирование — еще все новенькое, неполинявшее.

— Что, вашу часть тоже сюда перебросили? — радостно-удивленно ощупывает его глазами Губа.

— Нет, она в другом месте… А меня немного задело еще там, под Коломыей. Две недели пролежал в госпитале, затянулось все, как и не было, — бьет ладонью по левому плечу. — А уж оттуда — в Краснодарскую пластунскую стрелковую дивизию попал.

— Пластунская — это где пластом лежат?.. — усмехнулся Губа. — Или ползают по-пластунски?