На безымянной высоте

— Эта первая, видно, так и останется единственной на всю жизнь, — отзывается Байрачный. — Вот уже почти полтора года — сколько и знаю его — слышу от него, что нет на свете девушки лучше, чем Стефа… Даже самому хочется посмотреть, какая она у него, эта Стефа.

Байрачному очень хотелось сказать: «Я искренне завидую людям, которым посчастливилось встретить ту, которая становится единственной любовью всей твоей жизни». Да не решился, посчитав, что подумают, будто бы он хвастает своей Тамарой, которая стояла рядом.

После недолгой паузы мечтательно произнес:

— Знала бы эта Стефа, что Саша сейчас под самым Львовом, ласточкой прилетела бы сюда.

— Освободим город — узнает. Саша разыщет свою королеву. — Мордвинцев вздохнул и добавил: — Если ее не расстреляли или не упекли в концлагерь. Была же комсомолка, да еще и боевая…

Воцарилось молчание.

— Давайте, наверное, закурим, чтобы дома не журились, — потирает ладони Байрачный. — Ведь скоро на броню, а на той горячей сковородке и курить небезопасно…

— Вам — на сковородке, — кисловато усмехается Мордвинцев, — а нам — в духовке. Такая жара, что скоро на сухари нас высушит…

— Крепче будете, — блеснул на него веселыми глазами Байрачный. — Тогда от вас не то что пуля, даже болванка будет отскакивать.

На поляне, около Спивака, собрались автоматчики. Кто сидя, кто полулежа на густом ковре душистого разнотравья слушают неторопливую тихую речь комсорга.

Подхожу ближе, тоже прислушиваюсь. Он говорит о том, как важно одним сильным ударом освободить Львов. Говорит о его значении как крупного узла железнодорожных и шоссейных дорог, о том, что Львов — это ворота государственной границы Страны Советов. И, конечно, не может удержаться, чтобы не рассказать о красоте города.

— Так нужно его взять без артподготовки, без бомбежки, чтобы не испортить красоты, — вставляет слово Губа.

— Очевидно, так же думает и командование Первого Украинского фронта, — чуточку усмехается Спивак. — Именно поэтому ударные силы фронта пошли в обход города — с севера на юг. Немцы не захотят оказаться в котле, станут драпать. И чтобы это ускорить, мы должны ударить с востока, с парадных дверей…

Вскоре вылезает из башни Марченко, держа за ребро дощечку-указатель, которая поблескивает свежей краской.

— Ну-ка, посмотрите! — прячет довольную улыбку, но глаза сияют радостью. На белом фоне темно-красной краской четко нарисовано: «Львов — 15 км». — Это если не торопишься, — уточняет Марченко. — А для нас — вдвое меньше… — И пошел прикрепить к столбу новый указатель.

Стоянка оказалась короче, чем мы ожидали. Через полчаса подоспели и остальные подразделения передового отряда бригады, в который входил танковый батальон, наша, то есть вторая, и третья роты автоматчиков, взвод пэтээровцев и две зенитные установки на машинах. Именно этот немногочисленный, но крепкий и мобильный отряд должен был первым ворваться в город, закрепиться в одном из его районов. Подготовить плацдарм для основных сил бригады. Командиры еще раз проверили боевую готовность своих подразделений, и отряд тронулся.

Июльское солнце клонилось к западу — уже нежаркое и спокойное. Одиночные, тяжеловатые тучи лениво двигались за темную стену леса, время от времени затмевая солнце. Однообразный гул танков наполнял тишину чем-то привычным для нас. Даже в дремоту клонит.

Вдруг из-за туч вынырнули три немецких «юнкерса» и, падая в пике, хлестнули по нашей колонне из пулеметов. Рассыпаемся по обеим сторонам дороги — под кусты и деревья. Танки, продвигаясь вперед, рассредотачиваются. Зенитки дали две длинные очереди вслед самолетам, да, видно, промахнулись. «Юнкерсы» снова делают заход, разворачиваются через левое крыло. На этот раз они ведут огонь из пушек-скорострелок, наверное, зажигательными, потому что одна «тридцатьчетверка» задымила. Зенитчики тоже палят длинными очередями. Самолеты с диким ревом взлетели вверх… Гасим пламя на «тридцатьчетверке» — сбиваем его куском брезента. Продырявило бак с горючим, закрепленный на крыле танка. Вот он и вспыхнул. Кто-то исступленно и радостно горланит:

— Смотрите, смотрите! Горит!

Мы не сразу сообразили, о чем речь. Потом увидели: два самолета нырнули в тучи, а третий потянул вниз длинный шлейф темного дыма, который оборвался у земли огненно-черной вспышкой.

— Молодцы зенитчики! — выкрикивает Спивак.

— Для начала это неплохо, — заключил Орлов.

Теперь танки идут не так плотно, соблюдая дистанцию метров на сорок — пятьдесят. Хотя и проучили стервятников, но кто гарантирует, что другие не нагрянут…

Вот уже видна окраина Львова. Но прорваться туда оказалось нелегко. Нас встретил шквальный артогонь. Завязалась долгая дуэль. А в это время часть «тридцатьчетверок», маскируясь, пошла в обход этого заслона и неожиданно ударила по нему с фланга. Мы, воспользовавшись кратковременным замешательством противника, стремительно прорываемся через огневой заслон и влетаем на окраину города. Еще позади нас с тяжелым стоном, будто раскалывая землю, громыхают взрывы, еще поднимаются в небо черные клубы густого дыма, а мы уже во Львове.