На ближневосточных перекрестках

У очага, где уже весело играет огонь, стоят три-четыре закопченных кофейника разных размеров и один начищенный, из которого разливают кофе гостям. В северо-восточных районах Аравии хозяин готовит кофе и берет для этого кофейник с длинной ручкой (махмада) и металлическую ступку. Пестик и ступка (яд ва гаун), деревянный совок (мубаррад), на котором остывают кофейные зерна, деревянная мешалка, кусочек пальмовой пеньки (лифа) для затычки носика кофейника и, наконец, курильница (мабхар) со взятыми на женской половине благовониями — все это лежит рядом. Как только первые язычки пламени начинают угасать, хозяин бросает пригоршню кофейных зерен, взятых из разукрашенного, сшитого из шкуры газели мешочка, на металлический противень или большую ложку. Затем он жарит зерна над горящим навозом, непрерывно помешивая их, чтобы они не подгорели. Когда зерна приобретают коричневый цвет, свидетельствующий об их готовности, их пересыпают на совок для охлаждения.

Теперь хозяин переливает из одного небольшого кофейника в другой вчерашний кофе (шарбат), добавляет туда немного воды и ставит на огонь. В это время кофейные зерна бросают в ступку, и начинается мелодичный перезвон, самая приятная музыка для уха бедуина. Каждый любитель кофе не просто толчет зерна в- металлической ступе, а в определенном музыкальном ритме выстукивает простые мелодии. Гости сидят молча, наслаждаясь звуками и восхищаясь искусством хозяина. Этот процесс занимает пять-семь минут. Как только шарбат закипает, хозяин с величайшей осторожностью сыплет толченый кофе в кофейник. Затем он быстро перемешивает его длинным деревянным махбат (типа лопаточки) и снова ставит кофейник на очаг, время от времени снимая его с огня, когда кофе поднимается и грозит убежать. Считается, что надо дать кофе закипеть три раза. Когда он прокипит достаточно, его снимают с огня, и хозяин, подойдя к перегородке, шепотом просит у женщин кардамон. Маленькая ладошка появляется над занавеской и протягивает хозяину несколько драгоценных зерен, которые он толчет в ступе и бросает в гущу.

Теперь кофе переливается в блестящий далля — кофейник с длинным широким носиком. Кусочек пальмовых волокон кладется в носик в качестве своеобразного фильтра. Три-четыре чашечки, вымытые холодной водой одним из его друзей, хозяин берет в правую руку, затем наливает немного кофе себе и пригубляет его, показывая, что напиток не отравлен. Теперь он наливает немного кофе главному гостю и потом всем остальным. Так повторяется несколько раз, пока гости не поблагодарят хозяина.

И только после этого наступает время для разговоров. До ухода гостей кого-нибудь быстро посылают на женскую половину за ладаном или удом и курильницей. Мабхар наполняют горящим кизяком и угольками от лучины, — туда кладут кусочек уда. Тотчас же поднимается беловатый приятный дымок, и хозяин передает курильницу горстям, которые держат ее у лица или под своими абами. Теперь гости уходят, покидая дом в молчании, как и подобает серьезным людям пустыни. «Баххар ва руд!» (Обкурись и уходи!) — обиходное выражение у арабов.

Такой ритуал можно наблюдать в палатке каждого бедуина, независимо от его состояния. У шейха или зажиточного человека кофе подадут, густой, с кардамоном, в большом красивом далля, и на прощание вас обкурят благовониями. У бедняка же кофе будет пожиже, в старом кофейнике, без кардамона и последующей церемонии с курильницей. Но в любом случае гостя бедуина от чистого сердца угостят арабским кофе — напитком, ставшим сегодня символом добросердечного отношения к людям.

…Сейчас апрель, тонкая травка лишь пробивается на бурых холмах, и стада овец, понуривших головы с поисках травы, живой серой лентой тянутся с холма на холм.

— Скоро будем стричь овец, — говорит Машаан, указывая глазами на сваленные в углу большие ножницы (заук). — В апреле этого делать нельзя: пастбища плохие и будет мало молока. В Хатре стригут овец один раз, а в других местах, где есть постоянные пастбища, их стригут дважды, хотя этого можно и не делать, так как на второй раз шерсть короткая — 4 см.

— Садов у нас не разводят, — отвечая на мой вопрос, говорит шейх, — из-за горькой воды в колодцах…

— Нет, я не буду об этом говорить, — смеется шейх, когда я спрашиваю его, почему он, считая людей своего племени, всегда говорит только о мужчинах, Мою агитацию за равноправие женщин он встречает с усмешкой. — Можно договориться до того, что женщина и министром может стать. Представляю, прихожу я к министру, а мне говорят: он рожает. Ведь смешно, — говорит шейх ехидно, обращаясь к закутанным в абу помощникам, и те согласно кивают головами.