На ближневосточных перекрестках

Моя кропотливая и однообразная работа была вознаграждена интересной находкой. Сейчас, вспоминая это, я ясно представляю длинную комнату на третьем этаже, брошенный на пол тюфяк, где я сижу на корточках и при свете яркого керосинового примуса копаюсь в архиве. Среди деловых бумаг, касающихся сложных, запутанных отношений между — Касемом, владельцем земли, и арендаторами, и записок о поставках зерна и фруктов к столу принца я вдруг обнаружил пакет с несколькими фотографиями. Вот элегантный, в европейском костюме и феске молодой мужчина. Другая фотография — он же полулежит на диване в национальном албанском костюме с огромным кинжалом. И снова он с сидящей на стуле женщиной. У нее миловидное, типично славянское лицо. Лихорадочно перебрав оставшиеся снимки, нахожу еще одну небольшую, фотографию этой женщины с трогательной надписью: на русском: «Не забудь твою Ludmilla, которая: тебя очень-очень любить. С. Петербургъ. 1.IV.04». Затем мне попалось несколько фотографий, уже пожилого франта в турецкой феске, и, наконец, натыкаюсь на его же фотографию, датированную 1947 г. Ба! Да ведь это же Рагиб-бей, бывший наместник турецкого султана в Йемене, перешедший на службу к имаму Яхье и исполнявший при нем вплоть до своей смерти обязанности министра иностранных дел. Умный, европейски образованный, владеющий несколькими языками, он в молодости был блестящим турецким дипломатом, затем, в начале ХХ в, — первым секретарем посольства Османской империи в Петербурге, где, видно, и познакомился с Людмилой Волковой. Кем была для него эта русская женщина? Мимолетным увлечением или серьезной, большой любовью? Где она сейчас, осталась ли в России или сопровождала Рагиб-бея в его скитаниях по восточным странам, променяв холодный строгий Петербург на шумный Стамбул? Как попали сюда, в дом Касема, эти фотографии?

В эту ночь мне не давали заснуть мысли о тех русских, с которыми я познакомился во время своей работы за границей. В Сирии, Ливане, Иране и Турции я встречал сильно сдавших гвардейских офицеров, которые бежали с Врангелем из Крыма в надежде вернуться в Россию на белом коне победителя. Их мечты не сбылись, и сейчас некоторые из них уже без прежней злобы толкуют о «правящих в Москве комиссарах», гордятся гигантским взлетом России, покоряющей космос, и по-стариковски передают друг другу последние сплетни зарубежной русской эмиграции. Многие из них обзавелись семьями, сменили царские паспорта и теперь доживают свой век, нянча смуглых внуков, которым на хорошем французском, ломаном турецком или арабском языке рассказывают русские сказки.

В Йемене я также встречал русских эмигрантов. Самой колоритной фигурой среди них был окулист Сергей Сергеевич Головин, руководитель французской медицинской миссии в Таиззе. Сын известного русского окулиста С. Головина, именем которого назван один из переулков в центре Москвы, он был кадетом и в 1918 г. бежал из России в Европу, затем окончил университет в Праге и несколько десятков лет работал в бывших французских колониях в Африке. Его отношение к советскому строю, несмотря на видимую непримиримость и враждебность, можно было считать, вполне лояльным, хотя он и осуждал матроса Железняка, от которого чудом ускользнул на Украине, а также продолжал носить булавку в галстуке и перстень с двуглавым царским орлом. С. С. Головин считал себя монархистом, сохранил царский паспорт и открыто презирал другого русского эмигранта, тоже врача, фтизиатра Пьера Мальцева, который за время своих скитаний на чужбине успел сменить несколько паспортов.

В Королевском гареме в Таиззе работала гинеколог Антонина Мошевец, выехавшая из Советского Союза в 1928 г. Она была в курсе интимных дел всех королевских жен и наложниц, однако всегда избегала говорить на эту тему, боясь выболтать какую-нибудь страшную тайну.

«Вот заработаю денег на старость, — говорила Антонина Ефимовна, — уеду в Бейрут к дочери и напишу книгу о королевском гареме. У всех волосы дыбом встанут».

Она уехала из Йемена после революции 1962 г., но книги пока не написала, хотя не сомневаюсь, что у нее собран богатейший материал о порядках, царивших в королевском гареме ив семьях богатых сейидов.

На следующий день после находки я разослал по Сане гонцов с просьбой привести людей, которые могли знать Рагиб-бея. Через час предо мной предстал Муттахир Аднан, по его словам, «частный зубной врач». Как оказалось, за определенную плату он просто надевал на здоровые зубы своих пациентов золотые коронки. Его рассказ о Рагиб-бее, которому он якобы приходится внуком, в общем подтвердился сведениями из других источников.