На боевом курсе

Трюмный Тюренков, сидя на корточках, не сводит глаз с клапанов воздушной станции, как бы повторяя в уме действия, которые необходимо выполнить в первую же секунду, если потребуется вести борьбу с повреждениями; он даже клапанные ключи развесил так, чтобы в случае аварии они были под руками; в аккумуляторных отсеках аккуратно разложены плавкие разъединители главной сети электрического питания; торпедисты еще раз проверяют жидкость в механизмах стрельбы. Иванов держится за рычаг автомат-коробки, как бы весь превратившись в слух. Сейчас он будет реагировать только на один сигнал — «пли». Всего две минуты назад он услышал по трубе, что цель приближается к залповому пеленгу, и готов выпустить торпеды в тот самый момент, когда последует команда. Он знает, — каждая секунда затяжки выстрела сказывается на попадании. Словом, весь экипаж находится в состоянии туго взведенной пружины. Страшна сила этой пружины, она освобождается по одному звуку команды и в несколько секунд разрывает стальные оболочки кораблей и безвозвратно уносит их в пучину моря.

Великая честь и еще большая ответственность выпадает на долю командира корабля. В эти минуты проходят проверку его воинское мастерство, моральные и физические силы — все, что воспитывается годами. Боевая судьба корабля неразрывно связана с действиями командира. Командиру ошибаться нельзя, хоть и далеко не всегда у него бывает достаточно возможностей для того, чтобы все взвесить и предусмотреть. Но это не освобождает его от обязанности нести суровую ответственность за свои ошибки, прежде всего перед своей совестью — она должна быть чиста.

И вот сейчас, когда до залпа осталось каких-нибудь две-три минуты, — они тянутся мучительно долго, — решается вопрос — кто кого. Атакуем и потопим лодку — мы победители. Уйдет лодка — успех на ее стороне, а наше положение равносильно поражению. У кого больше умения, выдержки, силы воли, тот и выйдет победителем в этом поединке.

… Наша лодка строго лежит на курсе. Время подвсплыть и осмотреться. Сбавляю ход и жду, пока закончится подъем перископа…

Прилив затаенной радости охватывает меня, когда я вижу, что лодка противника как ни в чем не бывало продолжает спокойно идти своим курсом. «Они ничего не подозревают. Значит, пока и катера нас не обнаружили».

Быстро делаю отсчет с азимута перископа; до залпа осталось два градуса…

— Катера застопорили ход, — слышится голос Лебедева.

Черный силуэт лодки противника медленно входит в поле зрения перископа, и мне уже все равно, есть катера или нет их поблизости.

Еще раз проверяю, правильно ли стоит индекс перископа на отсчете залпа, затем снова прильнул к окуляру, губами касаюсь отпотевшей холодной стали прибора — неприятное, щекочущее ощущение мелкой дрожью отзывается по всему телу.

Командую: «Пли!» и в ту же секунду чувствую сильный толчок… Приказываю лодку удержать на перископной глубине и уклониться от курса, а сам с тяжелым чувством ожидания наблюдаю бег стрелки секундомера. Ровно через минуту взрыв прокатывается по воде.

— Как обстановка, Лебедев? — спрашиваю я.

— Ясно был слышен взрыв. После взрыва шум дизелей лодки прекратился.

Направления движения катеров, как показывает прокладка на карте, расходящиеся. Стало быть, они нас не заметили.

Снова поднял перископ, чтобы проследить результат атаки. В том месте, где всего лишь две минуты назад шла лодка противника, на фоне утренней зари, низко над горизонтом, висят два бурых облака. Эх, сейчас бы всплыть и подобрать что-нибудь с воды в качестве вещественного доказательства потопления лодки, но кругом — катера-охотники — требуется максимальная осторожность.

Преследования нет. Стало быть, катера нашей атаки так и не обнаружили, решив, повидимому, что лодка подорвалась на плавающей мине. Шум их винтов непостоянный, и направление их движения часто меняется. Возможно — они на месте потопления лодки пытаются что-нибудь установить или подбирают плавающих немецких подводников, но вряд ли кто-нибудь из них остался в живых.

Через час мы оторвались от места атаки, предоставив возможность противнику разбираться в обстоятельствах гибели своего подводного корабля.

Именно сейчас, когда боевое напряжение стало спадать и люди почувствовали относительную безопасность, можно было видеть, как поднялось у всех настроение. Сколько радости вызывает сознание исполненного долга. Кажется, от усталости и следа не осталось. Вот что значит боевой успех!

— А здорово мы накрыли их… Что называется без «единого выстрела» со стороны противника, — после некоторого раздумья весело говорит Смычков.

— «Внезапность действует ошеломляюще», — процитировал положение из Устава Щекин, медленно помешивая ложкой горячий чай.

— Создается впечатление, будто ничего и не было. Пришли, стрельнули и ушли. Придем в базу и рассказать не о чем будет… — с сожалением сказал Смычков.

— А я бы лично хотел всегда так проводить атаки. Тебе обязательно хочется, чтобы нас «погоняли» как следует, давно глубинных бомб не слышал, спина чешется? — улыбаясь спросил Щекин.