На боевом курсе

Все, кто в это время не находился в центральном посту, ждали, что сейчас произойдет что-то необыкновенное, так как лодка не погружается. Но вот по отсекам пронесся спокойный голос Тюренкова:

— Принятый сигнал не считать! Принятый сигнал не считать!

Люди облегченно вздохнули, нервное напряжение спало, отсеки отдраились, и каждый спросил, что случилось? Недоразумение выяснилось скоро. Оказалось, что вода попала в боевую рубку и замкнула контакт груши. По всем отсекам раздался сигнал «Срочное погружение». Заняв по тревоге свое место на боевом посту, Тюренков, прежде чем открыть воздухом кингстоны и клапаны вентиляции, взглянул наверх, где сразу же по сигналу должен спускаться вахтенный офицер, закрывая за собой люк. Но на мостике он не обнаружил никакого движения: люк оставался открытым, и на его комингсе покоились ноги спокойно сидящего вахтенного офицера, который из-за шума воды не слышал звонка в лодке. Быстро сообразив, в чем дело, и ясно представив себе последствия ложного сигнала, Тюренков, не раздумывая, дал сильное противодавление в пневматическую систему. Поэтому экипаж лодки не мог вручную открыть кингстоны и клапаны вентиляции. Отличное знание дела, большое самообладание и сообразительность позволили Тюренкову в течение каких-нибудь двух секунд предупредить огромную опасность, угрожающую всему кораблю. Он спас корабль.

Вот этот, всегда скромный, незаметный юноша сейчас тоже был взволнован. Его, как и других, глубоко трогали слова простой песни о доблести команды «Варяга». После короткой паузы матросы запели:

Раскинулось море широко…

В воображении живо предстала морская быль о русском матросе, о его безрадостной подневольной жизни. Из одного поколения моряков в другое переходят эти песни. Как историческое наследство бережно хранятся они в матросских тетрадях-песенниках, которые можно найти почти в каждом матросском рундучке рядом с заветными письмами и фотографиями любимых и родных. Матросы любят эти песни в своем собственном исполнении. Ни один хор не в состоянии, пожалуй, передать всей силы чувства и красоты этих песен так, как иной раз сами матросы поют их у себя на корабле.

Я спустился в лодку, чтобы продолжить работу над картами, а на палубе еще долго пели матросы. И песня лилась далеко по дремлющему рейду, теряясь в ложбинах высокого гранитного берега.

Прорыв в Петсамо

Холодные лучи сентябрьского солнца пробивались из-за горизонта и, скользя по низким темным облакам, окрашивали их в оранжевый и бурый цвета. Тени стали длиннее и гуще.

Я только что позвонил по телефону дежурному соединения подводных лодок и доложил, что мы готовы к выходу в море. В ответ последовало приказание не выходить, пока не вернется другая подводная лодка.

Ночью была получена радиограмма, в которой командир этой лодки сообщал об израсходовании боезапаса. Ему разрешили оставить позицию и возвратиться на базу. Сейчас, по данным наблюдательных постов, лодка находилась на подходе к базе.

Мы ждали лодку с большим нетерпением: командир должен был нам сообщить обстановку в том самом районе, куда мы пойдем на своем корабле.

Матросы в ватной одежде, в сапогах или валенках, обшитых кожей, сидели на скамейках вокруг железного ведра с песком для окурков и курили махорку. Друзья с других лодок вышли проводить наш экипаж. Некоторые матросы парами прогуливались по пирсу. Каждый из них, уходя в море, оставлял своему другу всякого рода поручения. Один просил отправить родным заказное письмо, другой — переслать матери деньги.

Ко мне подошел комиссар нашего подразделения. Уточнив, правильно ли усвоена боевая задача, он стал расспрашивать о людях, их настроениях. Я вскоре почувствовал, что ему хочется проверить, насколько хорошо командир корабля знает свой экипаж, помочь мне советом, если я в чем-нибудь ошибался. Он отлично знал экипаж лодки.

Разговор был прерван — из-за мыса показалась подводная лодка. И сразу же прибыло командование соединения, сопровождавшее начальника штаба флота.

Два орудийных выстрела один за другим раскатисто прогремели в гавани, стесненной высокими берегами. Эхо гулко прокатилось в горах. Два выстрела означали, что лодкой потоплено два транспорта противника. Каждая подводная лодка, возвращаясь с моря, орудийными выстрелами салютовала всему флоту о своих победах.

Еще в первые дни войны одна из наших больших лодок, под командованием капитана третьего ранга Уткина, потопила артиллерийским огнем немецкий транспорт, который после пяти прямых попаданий затонул. Возвращаясь в базу, Уткин решил возвестить о своем успехе орудийным выстрелом.

С тех пор это стало традицией подводников Северного флота.

Подводная лодка ошвартовалась. Командир лодки Егоров вышел на пирс и коротко доложил командованию о результатах похода. Приняв поздравления, он подошел ко мне, так как знал, что мы идем сейчас на ту же самую позицию.

— Дай закурить, — были его первые слова после того, как мы с ним крепко, по-приятельски обнялись и я искренне поздравил его с боевым успехом.