На боевом курсе

Шли в подводном положении. Через полтора часа достигли входа в порт. Команда отдыхала, и только одна смена молча, сосредоточенно несла вахту. Рулевой-горизонтальщик не отрывал глаз от диферентометра и глубиномера. Прижавшись левым плечом к борту в боевой рубке, окутанный полумраком, в неподвижной позе застыл рулевой, он всего лишь две недели тому назад прибыл на лодку и за время похода успел освоить управление вертикальным рулем в подводном положении.

— Лево руль пятнадцать градусов! — раздалась команда вахтенного офицера в центральном посту.

— Есть лево руль пятнадцать градусов, — быстро повторил команду рулевой, вместе с этим резко переложил рукоятку контроллера в сторону и доложил: — лодка катится влево.

— Ложиться на курс вест! — послышалась команда офицера.

— Есть ложиться на курс вест! — снова громко доложил рулевой.

Лодка легла на курс вест.

— Так держать! — скомандовал вахтенный офицер.

— Есть так держать! — в последний раз повторил рулевой, и снова в лодке водворилась тишина, которая прерывалась лишь слабым убаюкивающим свистом воды, обтекающей борт, однотонным гудением гирокомпаса да временами ревущим шумом электрических приводов рулей.

Попытка обнаружить противника при входе в Петсамо оказалась безуспешной. По всей вероятности корабли врага шли с большей скоростью и прошли в порт намного раньше.

В девять часов утра, выслушав доклад штурмана относительно нашего места, я отдал приказание ложиться на курс, ведущий в порт Петсамо.

Стало ясно, — противник уже в порту, и его дальнейшее ожидание здесь бессмысленно. Не теряя времени, нужно было приступать к осуществлению второго варианта решения боевой задачи: прорваться в порт и атаковать противника там, не дан ему возможности разгрузиться.

День был солнечный, но ветреный.

Белые барашки, бегущие от берега, маскировали бурун, который образует перископ на поверхности моря. Это обстоятельство позволяло нам всплывать под перископ, не подвергаясь особому риску быть обнаруженными с берега.

По кораблю объявлен ранний завтрак. Разговоров не слышно. Все думают о предстоящем бое, о том, что ждет нас в ближайшие часы и минуты.

— Пришли в точку! — доложил штурман.

Лодка легла на курс зюйд, который вел серединой узкого прохода в бухту — логово врага.

Решаю пройти по отсекам, побеседовать с матросами и старшинами. У молодого торпедиста Матяжа я спросил, не растеряется ли он, если будет трудная обстановка?

Матяж ответил просто и ясно:

— Зачем теряться, товарищ командир, от этого совсем плохо бывает. Теряться нельзя.

Ясный взгляд его немного раскосых глаз подтверждал: он говорил то, что думал в эту минуту.

В другом отсеке старшина группы электриков Мартынов, не стесняясь, прямо, без обиняков, спросил меня:

— Мы в Петсамо идем по приказанию, товарищ командир?

— Нет, а что?

— Да я так просто… — немного замялся Мартынов.

— Вы боитесь? — по-товарищески спросил я, стараясь вызвать на откровенность.

— Как вам сказать? Немножко страшновато, — уже улыбаясь, ответил он.

— Чего же страшного, ведь вы идете не один, а с нами вместе.

— Это верно, товарищ командир. Вместе-то не так страшно. Главное, застать бы кого-нибудь там… Чтобы игра свеч стоила, — закончил Мартынов уже совсем другим, повеселевшим голосом.

Секретарь комсомольской организации Лебедев, выражая общее мнение, на мой вопрос: «Ну, как настроение?» — ответил: «Экипаж наш комсомольский, и не к лицу нам бояться трудностей, а настроение? — настроение в порядке, только бы вот врага найти и уничтожить».

Эти короткие беседы убедили меня в том, что люди, не задумываясь, пойдут на любые жертвы, поборов в себе мелкие человеческие слабости. Пойдут потому, что они глубоко любят свою Родину и ненавидят врага.

Нелегко командиру принимать решение, когда приходится идти на большой риск. Ведь малейшая оплошность с его стороны может привести к катастрофе.

— Через десять минут входим в фиорд, — отложив измеритель в сторону, доложил помощник командира.

Я подошел к столу, на котором лежала развернутая карта, и задумался над тем, что нас ждет впереди. Хотелось лишь одного — во что бы то ни стало прорваться к цели и уничтожить врага.

— Входим, — сказал я вслух и взглянул на часы. — Товарищ Щекин, следите за счислением, через полчаса всплывем под перископ. Если нам никто не помешает — осмотримся, определимся. Посты противника не должны обнаружить нас. Мы будем уже в глубине фиорда.

Время тянулось мучительно долго. Все лишние механизмы для уменьшения шумов приказано выключить. Остановили даже систему регенерации воздуха. За бортом едва улавливался слабый свистящий звук гребного винта.

Разговоров не слышно. Все люди на своих местах: одни стоят, облокотясь на свой агрегат, другие, вглядываясь в трюм, сидят над раскрытым люком палубного настила, третьи, присев на корточки, задумчиво теребят в руках ветошь. Лица у всех напряженно сосредоточены.

Сознание возрастающей опасности, навстречу которой мы идем, заставило меня еще раз проанализировать свое решение, оценить все шансы за и против.