На боевых рубежах

Силезия мало пострадала от недавно бушевавших здесь боев. Стоят всюду невредимыми дома, заводы, шахты. Небольшие трамваи снуют по узким мощеным улочкам рабочих окраин, женщины возят в колясках детей, сухопарые пожилые шахтеры и металлисты ходят на работу, неся в отощавших сумках завтраки. Повсюду висят белые флаги — флаги капитуляции.

Нас интересуют в Силезии строительные материалы, заводы, которые могли бы изготовить для наших мостов металлические фермы, а также быстро отремонтировать табельное инженерное имущество и машины, порядком износившиеся за последние две наступательные операции.

— Заводов здесь много. Все на ходу, — с одобрением замечает Панков. — Начальство решило подтянуть сюда Затороднего с его управлением. Вот тогда будет дело.

— А Загородний знает?

— Вчера боевое распоряжение послал с офицером связи.

Мы выезжаем на автостраду Берлин — Гинденбург. На карте она обозначена широкой плавной кривой с легкой заштриховкой. Автострада только-только введена в эксплуатацию. Местами еще не закончены строительные работы, но по ней ездят. Строили ее пленные солдаты и угнанная в гитлеровское рабство молодежь многих стран мира.

На автостраде оживленно. Движение одновременно идет в несколько лент. В одну сторону, на запад, вернее на северо-запад, идут наши войска, боевая техника и тылы. В обратную сторону тоже текут людские потоки. Но тут картина более пестрая: идут пешком, катя перед собой детские коляски со своими вещичками, освобожденные из концлагерей французы, итальянцы, англичане, греки. Многие из них едут на трофейных велосипедах, оделись в трофейную обувь, но своей арестантской одежды, выданной им в лагерях, не снимают. У всех небольшие флаги своих государств. Встречают они каждую нашу машину радостными возгласами привета.

А вот по дороге идет колонна женщин. Боже мой, да это ведь наши советские девушки с Украины, из Белоруссии, Прибалтики. Несколько машин останавливаются. Стремглав соскакивают с высоких кузовов наши солдаты и бросаются в самую гущу колонны.

Водянник тоже просит разрешения остановиться.

— Пиду, подывлюсь, може, якась и найдеться з нашего села?

Кругом целуются, обнимаются, как в какой-то сказочный праздник.

Стихийная встреча резко обрывается командой голубоглазого старшины с четырьмя медалями:

— По машинам!

Девушки, среди которых немало комсомолок, вновь выстраиваются в походную колонну и берут направление на Глейвиц. Я знаю, почему они спешат именно туда.

Хотя они все рвутся домой, где их так ждут и родители, и друзья, девушки дали слово представителю политического управления фронта остаться на непродолжительное время в Силезии и помочь в создании новых полевых оборонительных рубежей.

В Оппельн (теперь Ополе) приезжаем под вечер. Мост через Одер взорван. Река небольшая. Потемневший лед. Беспрерывная автоматная стрельба с той стороны. На противоположном низком берегу окопались фашисты. Чтобы осмотреть получше мост, мы пробираемся между полуразрушенными домами.

Возле берегового устоя моста, за железобетонной колонной, устроился, подложив под себя красную пуховую перину, чубатый курносый солдат.

— А что, небось жестковато лежать? — спрашивает ехидно Панков.

Солдат застенчиво улыбается, а потом говорит виновато:

— Недалеко отсюда валялась, а удобства много, и тепло, и мягко.

— А фашистов не боишься? — допытывается Пайков.

— Пускай они меня теперь боятся, я еще им за свои Великие Луки припомню.

Осмотрев и даже сфотографировав взорванный мост, мы тепло прощаемся с бойцом.

Дальше, на север, едем осторожно. В Бреслау (теперь Вроцлав) еще немцы.

Заночевали мы в каком-то опустошенном, говоря военным языком, населенном пункте, прямо на площади, сидя в машине. Почерневшие остовы домов выстроились вокруг почти правильным квадратом.

— Сбежали негодяи и сожгли все, возмездия боятся, — возмущается Панков и поднимает воротник шинели в надежде, что теперь ему станет теплее.

Неподалеку от нас, на этой же площади, ночуют около десятка солдат и шоферов. Они развели костер возле своих машин и варят картошку. Оказывается, солдаты из-подразделений полковника Иванова. Вчера вместе с саперами-штурмовиками недалеко от Штейнау они дрались с фашистами.

— В самом городе Штейнау, — рассказывает довольно бойко усатый, с круглым лицом шофер, которого солдаты называют уважительно дядя Ларион, — идет страшный бой. Немец мост взорвал и постреливает из дотов. Штурмовики сказывают, что нашли где-то брешь у противника и переправились через Одер.

Постепенно затухает костер. Затихает песня. Крепким предутренним сном спят солдаты.

— Что их ждет завтра? — спрашиваю я вслух, глядя на застывшие здоровые молодые лица.

— Победа. Только Победа, — отвечает на ходу Панков, когда мы возвращаемся с ним к своей машине.

* * *

Середина февраля. Как ни странно, но и здесь в это время года еще холодно. Правда, холодно не так, как у нас, а просто сыро, порой пронизывает ветер.