На боевых рубежах

— Что делают все армии на войне... воевать будем, сам понимаешь. Мы сменили вчера на вашем правом крыле одну армию и заняли оборону на широком фронте. Мне теперь придется имитировать огонь всей ушедшей с этого участка артиллерии. Задача нелегкая. А к вам в штаб я приехал за взрывчаткой.

Приказ о наступлении подписан. Наступать начнем завтра, 12 января. Новый, 1945 год. И новое наступление. Хорошо! Слово «завтра» — понятие весьма неопределенное, так как до начала артиллерийской подготовки остались считанные часы темного времени. Сейчас идут последние приготовления. Дивизионные саперы под покровом ночи бесшумно ползают перед передним краем немцев, устраивая проходы в их минных полях. По магистральным ходам сообщения устремилась вперед пехота. В лесах, ближе к деревне Тукленч, танкисты заняли исходное положение, готовые после артподготовки устремиться на большой скорости в атаку.

А враг нервничает. Всю ночь без перерыва взлетают ракеты, освещая каким-то бледным светом притаившуюся землю, на которой вот-вот начнется одно из крупнейших сражений Отечественной войны.

Еще с вечера из штаба фронта почти все разъехались. Генерал-лейтенант Галицкий отправился в 13-ю армию к Н. В. Володину, полковник Слюнин и майор Момотов, кажется, на левом фланге, мы с Арсаланом — в батальоне Сычева, в полосе наступления 5-й ударной армии.

Ночь не очень темная. Сквозь пелену мрака снег проступает отдельными бесформенными пятнами. На обратном скате небольшой ложбинки наше убежище. Сделано здесь все добротно, видно, что саперы старались для своего комбата, а он, слушая мою похвалу, доволен и хвастает:

— Сегодня моим орлам трудно придется. Будут расширять проходы для танков, а потом сопровождать танкистов.

Мимо нас, стуча сапогами о мерзлый грунт, проходят саперы. Они на плечах несут трубы, начиненные взрывчаткой.

— Неплохая штука, — замечает комбат, закрывая за собой дверь убежища. — Говорят, механический трал лучше. Не видел. Не скажу. Но этот способ себя оправдывает и мне нравится.

Закуриваем. Самодельная печурка из жести раскалена докрасна. И жарко, и дымно.

— Угорим к черту, — говорю я Сычеву и приглашаю его на свежий воздух. Взбираемся на бруствер и, вскочив в заброшенный окоп, всматриваемся в предрассветную темноту.

— Сейчас вступают в дело артиллеристы, — тихо сообщает комбат, поглядывая на светящийся циферблат штурманских часов. И не успел он защелкнуть крышку, как раздался артиллерийский залп.

— Началось! — кричит, прыгая к нам в окоп, запыхавшийся Арсалан.

— Что началось, это мы видим и слышим, — спокойно говорю я Сергею Самойловичу, — а вот для того, чтобы вас разбудить, требуется, оказывается, залп артиллерийского дивизиона. Этого мы раньше не знали.

Сычев громко хохочет и заражает смехом всех нас. Светает. Нарастает гул танков. Вспышки орудийных выстрелов становятся менее заметными. Немцы ошеломлены. Они отвечают редко, рассчитывая на успех ближнего боя.

— Давайте к проходам, — кричит комбат, увлекая за собой меня и Арсалана. — Слышите «Ура!», пехота поднялась в атаку.

Перед немецкими траншеями противотанковый ров. Наши танки устремились туда, побросав на пути, не доходя метров пятьсот, заготовленные нами раньше барабаны и катучие мосты.

— Как же они теперь пойдут дальше? — спрашивает Сергей Самойлович, наблюдая из окопа за полем боя. Ответа ждать долго не приходится. Маневрируя огнем и гусеницами, танки, поднявшись на бровку рва, заваливают откос и тут же перескакивают через него, громя неприятеля в его тактической зоне обороны.

— Опять «издержки производства», сказал бы Панков. Да, катить танкисту впереди себя огромный деревянный барабан, лишившись возможности маневра, — дело не подходящее, а мы этого не понимали...

— Теперь понимаете, почему танкисты помахали нам руками? — спрашиваю я шутя инженер-майора.

Арсалан кивает головой, и мы с ним пускаемся на поиски Сычева, который все же не выдержал и убежал куда-то к своим солдатам, или, как он их называет, к своим орлам.

— Далеко не ушел, — утешаю я инженера. — Ну, где бы ему быть? Ясно, что впереди. — И мы направляемся туда, где еще какой-нибудь час назад отсиживались гитлеровцы.

— Вон они, «победители», — смеясь, говорит Арсалан, показывая на лежащие в снегу трупы в сине-голубых шинелях. Проходим еще несколько десятков метров. Стоит одиноко наш танк Т-34. Перебита гусеница.

— На мину нарвался, — сообщает лейтенант-танкист с перевязанной свежим бинтом рукой.

Подходит расстроенный Сычев.

— Погиб мой лучший командир роты, — с горечью сообщает он. 

Несколько минут мы стоим молча. Внезапно вырастает перед глазами полковник Ковин. Он прибыл сюда по приказу начинжа фронта принять у войсковых саперов проходы, расширить и содержать их на время всей операции.

Бойцы Ковина рассыпались по траншеям в поисках трофеев. Кругом полно еще немецких надписей: «Мины», но теперь это уже никого не страшит. Наступление удалось, и танкисты генерала Рыбалко, преодолевая сопротивление, вырываются на оперативный простор.