На богомолье

В районном центре по вечерам жизнь у всех протекала по-разному. Взрослые, придя с работы домой, принимались за хозяйство и носу не показывали на улицу. Подростки и молодежь, наоборот, оживлялись. Те, у кого были средства передвижения в виде велосипедов, выписывали круги на главной площади, украшенной стендом с разбитыми фотографиями передовиков, или на пятачке, поросшем редкими деревцами и заменяющем собой городской парк. Те, кто ходил пешком, собирались в стайки и обсуждали, куда лучше пойти, как стемнеет: в клуб, где показывали очередной американский боевик, или в другой очаг культуры тоже с боевиками — компьютерный центр досуга. Улицы же с пыльными палисадниками и покосившимися сараями практически пустели. Однако в этот вечер на них народу было куда больше обычного. Многие богомольцы остались ночевать под открытым небом, расположившись на холме вокруг монастыря, но те из них, кто привык служить Богу в более комфортных условиях, попытались снять хоть какое-нибудь жилье. Местные жители не привыкли к такому наплыву незнакомых людей, но все же те, кто был посмекалистее и попроворнее, уже вывесили на своих калитках рукописные объявления — сдаются комнаты. Подсуетилась также заведующая общежитием прежней МТС. Завхоз педучилища втихаря пустила несколько человек с семьями в физкультурный зал. Остальные жители пока находились в возбужденном недоумении — пускать или не пускать богомольцев в свои дворы. Две женщины разговаривали у общего забора, разделяющего их хозяйства. Завидев Марию с мальчиком, они дружно замахали руками:

— Нету у нас ничего! Не сдаём!

Мария посмотрела на них мрачно и потянула Сережу дальше.

— Мы и не снимаем, — на ходу пробурчала она. — Мы милости у Бога просим!

— Возьмут еще эти богомольцы да зарежут нас ночью-то! — говорила, стоя со своей стороны плетня, одна хозяйка другой. — Кто их знает, какие они люди?

— Да запросто зарежут! Сейчас ведь хоть зарезать, хоть застрелить — ничего не стоит! — с готовностью отвечала ей соседка.

— А ты пойдешь ли в храм?

— Сейчас не пойду. Некогда. А вот схлынет когда народ, схожу непременно. Помолюсь за детей, за внуков маленьких.

Собеседница никак не могла сдержать ехидного вопроса, так и просившегося с языка.

— Да ведь ты у нас, как самая передовая доярка, в партии целых десять лет состояла! Даже в парторги тебя выдвигали!

— Состояла, да вот вышла! — затрясла щеками от возмущения бывшая ударница. — Потому что с политикой партии была несогласная!

Бывшая партийная доярка повернулась и гордо пошла от забора заниматься своими делами, ругая про себя ехидную соседку. А та, захлебываясь от удовольствия, что смогла-таки ненароком уесть бывшую элиту колхозной фермы, побежала в дом готовить ужин.

Мария шла от двора к двору. Поднималась по взгорку от улицы к улице, и на сердце у нее становилось все тяжелее и тяжелее. Былой радости в сердце не было и в помине. С болезнью Саши тревога и страх поселились в ее душе. Кроме того, не оставляло сомнение — не обманул ли доктор, верно ли, что Саше так уж нужна операция?

Вот наконец показался вход в монастырь. Вдоль свежеоштукатуренных стен на ночлег табором располагались люди. Наиболее запасливые из них ставили палатки, будто пришли не на молебен, а на туристический слет. Мария их сначала осудила в душе, но в то же время не могла и не позавидовать — хоть какая-то крыша над головой. К тому же Сережка, глядя на палатки, явно захотел поучаствовать в таком интересном событии. «Что ж, — вздохнула Мария, — эти люди приехали сюда целыми семьями. У нас же такой возможности нет».

Внутрь монастыря не пускали. Около ворот колыхалась разношерстная толпа приезжих. Мария крепче взяла сына за руку и протиснулась вперед.

— Что ж не пускают-то? — взволнованно говорила в толпу женщина в черном платье и повязанном низко платке. — В других-то монастырях по таким случаям всю ночь народ движется! И ночью служба идет!

— Губернатор обещал приехать и телевидение! — отозвался из толпы на эти слова сгорбленный мужчина. — Вот они и готовятся к встрече.

— Господь терпел и нам велел! — неожиданно для себя вступила в разговор обычно сдержанная Мария. Ей захотелось, чтобы на нее обратили внимание, захотелось рассказать о болезни Саши, выслушать чьи-то истории и выразить сочувствие другим. Но никто не стал с ней разговаривать. Женщина в платке взглянула на нее строго и отвернулась, а мужчина не счел нужным даже посмотреть — испарился куда-то.

Мария вздохнула и вернулась к ограде. Людей было столько, что негде было яблоку упасть. Все-таки она отыскала свободный бугорок, села на него, сняла со спины рюкзак, усадила рядом Сережу.

— Поешь, сынок! — сказала она и отдала ему остатки обеда — хлеб, картошку и воду.

— Мам, а где мы спать будем? — с набитым ртом спросил ее сын.

— Вот здесь и поспим, — ответила она. — Я посижу, а ты привались ко мне — будет удобно.

— Прямо на траве? — удивился Сережа. Как ни бедно они с матерью жили, но он привык ночевать в своем доме, в постели.