На большом пути. Повесть о Клименте Ворошилове

Они нагнали группу, в которой собраны были наиболее грамотные бойцы. Впереди покачивалась над крупом лошади широкая спина в полушубке, поверх которою красовался фанерный щит, слегка покоробившийся на морозе. Слова выведены красной краской, некоторые буквы начали оплывать по краям, но читать яркий разборчивый текст было легко. Пулеметчик Черемошин громко произносил слова, указывая острием пики, а конники хором повторяли за ним:

«Знайте: наше дело - правое. Победа коммунизма неминуема, как восход солнца после долгой черной ночи!

Да сгинет рабство, угнетение и власть капиталистов!

Да здравствует Красная Армия - освободительница ^:угнетенных!»

Клименту Ефремовичу особенно приятно было увидеть фразы, взятые из новогоднего воззвания Реввоенсовета Первой Конной. Это воззвание он готовил несколько дней, отбрасывая неудачные варианты. И вот - получилось!

3

Дивизия остановилась на двухсуточный отдых. Люди отсыпались. Перековывали лошадей.

За обедом Роман Леонов спросил Миколу:

- У тебя вечер сегодня свободный?

- Никто ишшо в гости не звал, - сыто улыбнулся Башибузенко, вытирая рушником рот.

Леонов не принял шутливого тона:

- Посоветовался я с Черемошиным, с другими товарищами, хотим нынче эскадронный актив собрать.

- Что еще за штука такая - актив?

- Пригласим наших большевиков, беспартийных командиров. Костяк эскадрона. Посидим, помозгуем вместе, поговорим.

- Насчет чего мозговать? - насторожился Башибузенко, отбросив рушник.

- Как дисциплину поддерживать, как в бою тебе помогать.

- А я что, сам не справляюсь?

- Вполне справляешься, только ведь еще лучше можно.

- Без меня вы надумали этот самый... актив, без меня и заседайте.

- Да ты что, в обиду ударился?

- Какая обида... Занят я нонче.

- Сам говорил - в гости не звали. У Миколы хитро блеснули глаза:

- А может, я к себе гостей жду, это как? Дорогие мне земляки на чарку придут.

- С какой радости?

- А с такой, что у нас в станице престольный праздник сегодня, весь народ гуляет и веселится. И нам грех не отметить. За сродственников выпьем, за светлую память односумов, которых земля пригрела.

- Ты всерьез?

- С престольным праздником какие могут быть шутки?

- Это же сплошной религиозный дурман.

- Дурман, когда при попе, когда дьячок кадилом чадит. А мы сами по себе...

Роман был настолько расстроен таким поворотом дела, что не смог скрыть своего огорчения. Очень он надеялся на этот актив, хотел расшевелить Башибузенко, приобщить к партийным заботам. Если вступит Микола в партию, за ним последуют ветераны эскадрона. Но чего-то не учел комиссар, не нашел в этот раз верного подхода к норовистому и упрямому Башибузенко. Придется без него актив проводить.

Едва стемнело, в местной школе собрались приглашенные. Пантелеймон Громкий, будто стремясь оправдать свое прозвище, сразу наполнил класс оглушительным басом, загремел мебелью, втискиваясь за детскую парту. Рядом с ним совсем незаметен был брат его Пантелеймон Тихий. После того как в бою под Меловаткой расплющило, изуродовало нос, гундосым, неприятным стал голос комвзвода. Понимая это, Пантелеймон Тихий говорил теперь еще меньше, чем раньше. Зато вставит словцо редко, да метко.

Между двумя осанистыми, широкими в кости братьями по-юношески стройным казался Нил Черемошин, первый помощник Леонова во всех начинаниях. Нилу жарко в классе, скинул шинель, расстегнул ворот гимнастерки, но папаху свою, высокую, лохматую, всю в черных завитках, не снял. Одна такая уссурийская папаха на весь эскадрон, на нее зарились охотники щегольнуть перед женским полом, особливо на отдыхе. Черемошин в такое время с папахой не расставался.

Вместе держались трое добровольцев, прибывших с последним пополнением. Еще не освоились, не утвердились на новом месте. Скромный Сазонов негромко переговаривался с забойщиком Каменюкиным, который внешним видом своим очень даже оправдывал данную ему фамилию. Крепкий, сильный, он был словно вытесан из плоского камня: черты лица резкие, крупные, грубые. Лет ему немного, но он вроде бы опекал Осипа Вакуева, который из-за седины своей, из-за суровости выглядел гораздо старше. Да и Леонов с особой заботой относился к этому шахтеру, в полном смысле слова выбравшемуся из могилы, куда свалила его белогвардейская пуля. Попросил Миколу Башибузенко определить Вакуева к эскадронному кузнецу. Мастеровой человек - ему в самый раз.