На большом пути. Повесть о Клименте Ворошилове

- Я и не тороплюсь, - согласился Ворошилов. - Это лишь наметки, уточнять и добавлять будем. Тем более, Семен Михайлович, есть у меня одна мысль. Пошлем донесение прямо Владимиру Ильичу, порадуем его. А в Реввоенсовет фронта само по себе, как положено.

- Полностью присоединяюсь! - оживился Буденный, - Всяких тяжелых сообщений Ленину небось много идет. И жалуются, и совета спрашивают. А мы к нему не с огорчением - с приятным успехом! Давай, Клим Ефремович, составляй бумагу, я под таким документом с великим удовольствием свой подпис поставлю!

8

В те часы, когда остатки белого воинства, избежавшие окружения под Ростовом, беспорядочно отходили за Дон, только лишь генерал Мамонтов сумел сохранить выдержку, вывел из-под удара почти все свои казачьи полки. Был момент - командир Дроздовской пехотной дивизии прямо-таки с мольбой обратился к генералу: «Чего вы ждете, нас разобьют наголову! Помогите скорей кавалерией!» Но Мамонтов ответил с присущей ему грубоватостью: «Я все вижу. Помогать поздно, это конец. Мертвому припарки не помогут!» И приказал своей коннице двигаться к переправе.

Высказывание генерала получило широкую огласку. Ворошилов узнал о нем, допрашивая командира Дроздовской дивизии, попавшего в плен. Знали, разумеется, и вражеские офицеры, и высшее вражеское командование. Поведение Мамонтова, его слова можно было истолковать по-разному. К чему они относились? К той конкретной обстановке, которая сложилась возле Ростова, или ко всему белому движению, терпевшему крах на юге России?

Деникин вызвал генерала для объяснений, однако Мамонтов приехать не смог. Железного здоровья был человек, но после осенних и зимних поражений, после ранения так и не окреп, не воспрял духом. Спас он под Ростовом казачью конницу, увел на степной простор, а сам вскоре свалился в тифу.

Вот уже третьи сутки Мамонтов почти не приходил в сознание. Ощущал только себя, свое тело, все остальное было словно отгорожено ватной стеной.

Чу! Звонко цокают по брусчатке подковы. Или это часы бьют настойчиво и неумолимо? Нет, какие часы: он едет по просторной площади мимо красно-кирпичной, поседевшей от долголетия стены. Колокольный звон плывет в воздухе, такой густой, такой гулкий, что даже ушам больно. День горячий, раскаленный, хочется расстегнуть черкеску, но на него смотрит народ, смотрят войска... Вот белая лошадь его перестала цокать подковами и пошла совсем бесшумно; поплыла мимо толпы, мимо башен. Следом столь же тихо и плавно оторвались от мостовой казаки в парадных мундирах: донская, кубанская и терская сотни...

Жесткая холодная рука коснулась его лица. Запах духов? Откуда здесь женщина в подвенечном платье? Нет, это старичок врач с седой бородкой, в белом халате. Но почему такая сильная рука? Говорят, хирурги делают специальные упражнения, укрепляют пальцы...

Ах, до чего же несносное солнце! Оно обжигает. И этот надоедливый звон в ушах... Не так уж приятно въезжать победителем, если заранее не предусмотрены все мелочи... А что предусмотреть? Чтобы заслонили солнце?.. Где сон, где явь? Где настоящее, где прошлое? Вероятно, то, что вспоминается, - прошлое. Доктор, болезнь, торопливый голос адъютанта... А настоящее - чего еще не было: просторная площадь, торжественный строй казаков...

- Опять бредит, - донеслось сквозь колокольный звон. - В Москву въезжает на белом коне...

Какой-то громкий, неразборчивый спор. Нельзя же говорить всем сразу... Наконец стихли. Басок доктора:

- Господа, я решительно возражаю! Он не вынесет... Лучше не трогать.

- Но красные рядом! - это уже адъютант.

- Если бы автомобиль...

- Какой сейчас автомобиль, да еще при такой дороге!

И чей-то почти плачущий, жалобный голос:

- Какой генерал был! Какой генерал!

- Не причитайте! Лучше довезти труп, чем оставить большевикам. Хотя бы отдадим почести.

Мамонтов понимал, что говорят о нем, но слова проскальзывали, улетучивались, не задевая и не тревожа. Он все еще плыл в горячем воздухе вместе с верными казачьими сотнями. А то, о чем спорили за ватной стеной, было безразлично ему. Раздражали только со стоном, сквозь слезы, повторявшиеся слова:

- Последний кавалерийский талант! Российской конницы краса и гордость!

«Какой, к дьяволу, талант? Какая гордость?! От самого Воронежа гнали без остановки!» - нарастала злость к человеку, который заживо хоронил его. Собравшись с силами, Мамонтов приподнялся и крикнул: «Буденный! Всех за пояс! Буденный!»

Нет, лишь показалось ему, что крикнул. Голова шевельнулась на подушке, вырвался стон.

- О чем это? Вы разобрали?

- Буденного вспомнил.

- Вот бедняга, даже сейчас... Кажется, началась агония...

И опять резкий голос:

- Вот тулупы. Закутаем, вынесем.

- Погодите, тулупы уже не понадобятся. А, доктор?

- Финита...

- Как вам не стыдно!

- Прими, господь, душу раба твоего!

Глава седьмая

1

- Клим Ефремович, очень я любопытствую не по нашей совместной службе, а так... - Семен Михайлович неуверенно кашлянул, прикрыв рот ладонью. - Можно тебя спросить?

- Что это ты церемонишься нынче? - усмехнулся Ворошилов.

- Говорю - не по службе..,

- Давай по дружбе.