- Если бы о себе заботился, я бы другое место для такого разговора нашел. Не стал бы среди ночи твое терпение испытывать.
- Трое на одного, - ухмыльнулся Сичкарь. - И никто не видел, прибыл он в эскадрон или не прибыл.
- Ты это оставь, - косо глянул на него Башибузенко. - За открытое слово спасибо тебе, Роман Николаевич, мы ведь тоже ценить умеем. А порядки наши не в один день сложились, и не в один день их ломать, - подумал, добавил со вздохом: - Э-ха-ха, я ведь правила-то не хуже тебя знаю. В старой армии до урядника дослужился, в учебной команде взвод муштровал, как и Семен. Требования жестокие были.
- А мы без жестокости. Климент Ефремович Ворошилов знаешь как нас напутствовал? Чтобы боролись за сознательную революционную дисциплину. За сознательную, - повторил Роман.
- Это чтобы без строгости?
- Очень даже со строгостью, только без всяких оскорблений и унижений. Если наказывать, то лишь по закону.
- Шибко умный ты, комиссар! - заговорил вдруг Калмыков, молчавший до сих пор. - Ой, шибко умный! Хороший балачка твой, язык болтай-болтай, а сам в штабе сидеть будешь? Или с нами воевать будешь? На лошади скакать будешь?
- Для того и приехал, - сказал Леснов.
6
Башибузенко разбудил Романа задолго до рассвета.
- Зачем в такую рань? Выступаем?
- Привыкай, - прокашливался, одеваясь, командир эскадрона. - Кавалерия всегда допреж пехоты встает. Пехотинец - шпынь одинокий. Вскочил, оправился и шагом марш, а у кавалеристов - заботы. Ты сам коня обихаживать будешь или ординарец?
- А ты как?
- Я казак, - не без гордости ответил Башибузенко. - С конем на смерть иду.
- А я что же, по бульвару с ним гулять буду?
- Значит, сам, - удовлетворенно произнес Микола. - Пойдем поглядишь, как я управляюсь, а завтра начнёшь.
И запомни самую главную нашу заповедь: сперва о коне позаботься, накорми его, напои, потом за себя берись. На улице крепко прихватывал предутренний мороз. В сарае, приспособленном под конюшню, показалось теплее. Пахло свежим конским навозом и едва ощутимо чем-то летним, тревожащим, милым... «Сено!» - подумал Роман.
Конь словно дожидался хозяина, заржал тихонько, потянулся к нему мордой. Леснову показалось: сейчас поцелует его усатый Башибузенко, но Микола лишь погладил большой рукой шею коня и сразу принялся за работу. Охаживал бока скребницей, вычесывая грязь и перхоть, стараясь, чтобы шерсть лежала ровно и гладко.
- Блестеть будет, - пояснил он.
Расчесал гриву, челку, хвост. С особым старанием прочистил копыта. Из кармана достал белый лоскуток, сложенный на манер носового платка, осторожно протер коню уголки глаз, ноздри.
- Каждый день так? - полюбопытствовал Роман.
- На отдыхе - каждый. В боях - по возможности, - принимая от ординарца ведро с водой, ответил Башибузенко.
- Сколько же их у тебя перебывало?
- А я везучий. За две войны только третий конь. Одного на германской убило, другого - под Царицыном. Семь пуль из пулемета, все - коню и ни одной - мне. А этот третий, - повторил Микола, похлопывая по крупу. - Полный тувалет у него, теперь можно самим умываться и ложку брать.
Во время завтрака Башибузенко и Сичкарь долго обсуждали, какую лошадь выделить комиссару. Чтобы вид был и чтобы без норова.
- Дадим Мерефу, как раз для новичка, - решил Микола. - Кобылка, конечно, не молодая, резвости нет, зато спокойная. От своих не отстанет, от хозяина не убежит.
Башибузенко сам оседлал лошадь, вывел ее в проулок за сараями, чтобы парод не глазел. Роман хотел прыгнуть в седло, как это делали кавалеристы, но едва не перелетел через кобылицу.
- Чжигит ты лихой, это сразу видать, - снисходительно усмехнулся Микола. - Но все же опаску имей, липший раз не падай. Поводья держишь? Ну, бог в помощь!
Мерефа послушно пошла по дороге. Сидеть в казачьем седле на кожаных подушках было вроде бы удобно, только не оставляло ощущение, что вот-вот сползет седло под брюхо лошади и ты вместе с ним. Да и ноги словно бы раздирало, выворачивало все ощутимее, все сильней. Роман подумал о Калмыкове: с его кривыми - хоть на шаре сиди. Все предки на конях, потому и ноги такие...
Повернул Мерефу, поторопил. Кобылка затрусила легкой рысью, и это оказалось очень неприятно: болтались внутренности, что-то екало у Романа в животе.
- Стременами пружинь! - подсказал Микола. Остановившись возле него, Леснов вполне удачно сполз с лошади и, довольный собой, шутливо щелкнул каблуками ботинок:
- Как, товарищ обучающий?
- Вроде бы щенок на заборе.
- Неужели? - дрогнул голос Романа.
- Все же малость получше щенка, - смягчился строгий наставник.
- А ведь я ездил дома, в лесничестве.
- Е-е-ездил, - презрительно протянул Башибузенко. - По-мужицки, без седла, охлюпкой?
- Верно, охлюпкой.
- А у нас ты по всем правилам впереди эскадрона гарцевать должен... Да ты не робей, не робей, - ободрил он закручинившегося комиссара. - Под моим доглядом превзойдешь эту науку. Сколько я тюфяков-новобранцев на коня посадил! Помяни мое слово: на полном скаку с седла прыгать будешь!
- Ну да, на полном... Хорошо тебе, ты с детства в седле. Шашкой, наверно, еще парнем владел.