Да, как состоятельная женщина, я позволила себе такси.
Но что бы он ни написал, ровно в тот момент, когда за мной хлопнула дверь машины, я о нём забыла. А встретив Машку, забыла вообще обо всём: об Агранском, Анисьеве, Тенистых аллеях, Данилове, его книгах, погрузившись с головой в омут чужой жизни. Про день рождения эта рыжая врушка, конечно, наплела. Я проверила, днюха у неё была месяц назад, поэтому я с чистой совестью позволила себе явиться без подарка. И мы вчетвером, девочками, отлично сидели.
Полутёмный зал, где на грубых деревянных столешницах уже стояли алкоголь и закуски, представлял собой какое-то странное смешение стилей. Небольшой, столиков на двадцать, он утопал в полумраке, и развешанные по стенам шкуры создавали ощущение первобытного жилья или берлоги. К тому же с двух сторон от пока закрытой и тёмной кухни, что выступала в зал островом, совсем как в «Тигровой лилии», горел настоящий огонь в двух металлических чашах. Но среди этой старины блестели рогами мотоциклетные шлемы, пришпиленные среди оружия. Слегка склонившись на бок, словно бык на корриде, замер большой хромированный мотоцикл. А с той стороны зала, что была видна с нашего столика хуже всего, стоял настоящий бык для родео, такой большой тренажёр, с которого в действии нужно сильно постараться, чтобы не слететь.
В общем, место было странное, загадочное, но жутко волнующее. И главную интригу создавала кухня. В просветах за рольставнями, изрисованными разными наскальными граффити ближе в девяти началось шевеление.
А потом… когда свет в зале совсем потушили, заиграли вступительные фанфары, из каких-то форсунок, как на концерте, повалил дым. И в густом дыму пред алчущей публикой распахнулись двери ада. Или рая, тут как посмотреть. Блестя широкими плечами, покрытыми татуировками, на сцене появились они… повара в чёрных полосатых фартуках, прикрывающих голое тело.
Дым ещё даже не рассеялся. И восторженные женские визги не затихли, а я уже зажала рот рукой.
— Дрим! Твою мать, это же Дрим!
Глава 42. Софья
— Сонь, очнись! Очни-ись, подруга, — тормошила меня Машка, протягивая бокал с шампанским. Но это было сложно. Я осушила его так и не открывая глаз от «сцены».
Там происходило что-то невообразимое. Вернее, нет. Там просто жарили мясо. Но выходило у них что-то между выступлением балета «Тодес» и театра танца «Искушение» с их знаменитым шоу «Под дождём». Пять оголённых по пояс мужиков под музыку синхронно стучали ножами по доскам, подбрасывали вверх стейки как жонглёры, переворачивали эти кровавые куски одним броском на сковородах над открытым огнём. Поливали себя сверху из бутылок водой. И в центре всего этого действа был Дрим.
«Дрим, твою мать!» — почему-то хотелось мне плакать. Господи, я и забыла какой он красивый. Какой он… бля-я-я… Я и не видела его, если честно, никогда без футболки, но и то, что видела производило на меня неизгладимое впечатление, а сейчас… сейчас я хотела сдохнуть…
… но не раньше, чем он понесёт готовые стейки в зал.
Визг стоял такой, что закладывало уши. Девки бесновались. Повыскакивали из-за столов. Но эти чудо-повара умудрялись как-то лавировать между столиков и с таким изяществом раскидывать готовые стейки, что им подавали на скользких металлических тарелках, что это невозможно, просто невозможно было спокойно терпеть.
Я тоже сорвалась с места, выскочила в центр зала, испугавшись, что он меня не заметит. Что наш столик окажется не с его стороны.
— Дрим, — прошептала я одними губами, оказавшись у него на пути.
— Девочка моя, — подхватил он меня за талию. — Ты что здесь делаешь?