Так ты дай, дай, отведи душу. Я ведь в нее без спросу лезу. Пришел, привязался, не дал спать, ну! Чисто по-человечески, а?
Трифон провокативно подсунул свою физиономию прямо к Марку и замер в ожидании, часто-часто моргая единственным глазом, который к тому же слезился; ноздри его нервно подрагивали, а на беспалой руке, вцепившейся в спинку койки, бугорками вздулись вены.
Он был уверен, что Марк ударит его: парень силой не обделен; сам видел, какие он тачки с кирпичом ворочает.
Тем сильнее стало недоумение, когда тот вместо ожидаемой злости как-то грустно улыбнулся. И смешался десятник в чувствах, опять с опаской огляделся и пробормотал невнятно:
– А че зубы-то скалишь?
– Да жалко мне тебя, товарищ десятник, – тихо сказал Марк. Он вдруг отчетливо понял, откуда у того такая агрессия. Она ему просто необходима для оправдания своего же неверия. – Не своим голосом говоришь, не свои мысли озвучиваешь. Верно говорю?
– Мимо, – без особого энтузиазма возразил тот. – У меня-то как раз все свое. Ничего не выдумываю, и Бог твой мне не указ.
– Все правильно. Бог и не будет тебе указывать, потому что отвергаешь Его. А слушаешься ты князя мира сего.
– Это сатану, что ли? – досадливо поморщился Курамшин, как бы показывая, что и он знает кое-что из Библии. Но сказал уже без злорадства, а с явным раздражением в голосе: – Бред какой-то. С чего ты взял, что я вообще кого-то стал бы слушаться?
– К сожалению, и слушаешься, и выполняешь его волю. Тебе-то, конечно, кажется, что ты сам по себе, ан нет! Для таких, как ты, он и расставляет сети. «Всех их таскает удою, захватывает в сеть свою и забирает их в неводы свои, и оттого радуется и торжествует». Это из Библии, дружище. Крепко ты попал на его удочку. Но по-другому и не могло быть: коли не хочешь быть рабом Божьим, непременно станешь рабом дьявола. Слышал, поди, такие слова: «Кто кем побежден, тот тому и раб»? Нет? Так это тоже из Библии. Вот ты на радость дьяволу и прешь напролом, исполняя его прихоти. Ведь это он тебе нашептывает каждый день, каждую минуту, что, мол, сделай то, сделай это. Что, разве не так?
Странно, но десятник все больше втягивал голову в плечи и вот уже отступил на шаг. При этом у него сильно задергался уголок верхней губы, а потом и вся щека под здоровым глазом. Из жесткого, озлобленного мужика он вдруг превратился в жалкого, беспомощного, сгорбленного старикашку. Марк соскочил с койки, положил руку ему на плечо и уже более мягко продолжил: