На бурных перекатах

– Да. Но все, что он знает о себе, – это рассказ, который он слышал от сторожа детдома. Ни имени, ни фамилии родителей Жора не знает.

– Не густо, – усмехнулся майор. – Прямо скажем – не густо. Я вот что думаю: почему бы мне самому с ним не поговорить? Ну так, для начала.

– Любой разговор на эту тему лишь расстроит его, – грустно покачала головой Вера. – Он только-только наладил семейную жизнь, обрел, можно сказать, душевный покой. Пусть поживет без потрясений. Я имею в виду, что не стоит обнадеживать его, пока не будет для этого оснований. Да и вряд ли он вам сейчас что-то новое расскажет. Еще и на меня обидится.

– Что ж, ладно, оставим его в покое. На нет и суда нет. Но хотя бы фамилию того сторожа или имя его он помнит? Какой детдом, где? В какое время он там был?

– Это я скажу. Детдом был в Херсоне, а того сторожа звали Арсением Гулько. Главное, его арестовали, когда Жоре было лет шесть, то есть, по его подсчетам, в тридцатом году. Арестовали как тайного врага.

– Это уже кое-что, – задумался Лукин, побарабанил пальцами по столу и решительно встал: – Ладно, попробуем поискать вашего Арсения. Если жив, что-нибудь да выясним, а нет – не обессудьте. – И подал руку также вставшей Вере: – Ну, до завтра. Надеюсь, в Алма-Ату поедем вместе? – В несколько смущенной улыбке он задержал ее руку в своей: – Вера, я видел, как ты только что молилась. Скажи, в твоей молитве было место майору Лукину?

– Да, – посмотрела она прямо ему в глаза: – Я благодарила Бога за то, что Он послал к нам именно вас.

Это ведь по Его, Божьей, воле прибыли вы, а не кто-то другой. Тот, другой, – кто бы он ни был, – и пальцем бы не шевельнул для нас с мамой и Сергеем. Я в этом больше чем уверена. Опыт! И вот по воле Бога пришло сегодняшнее оправдание. Оправдание – и освобождение.

– Ну, оправдание – ладно, понял. А освобождение? – не снимал он улыбки. – Тебя ведь уже месяца три как освободили.

– Ну да. А теперь пришло и Его освобождение.

– Чье? И от чего?

– Прежде всего – мое. Все от тех же уз и клеветы. А теперь я свободна и внутренне. И верю, что будет время, когда Он точно так же освободит и вас.

– Но я не в узах и никогда в них не был, – мягко возразил он и улыбнулся уже немного снисходительно:

– И, надеюсь, не буду. От чего же прикажете меня освобождать?

– Вы не обидитесь на то, что я скажу?

– Не обижусь, говори.