На бурных перекатах

Он уже кое-что знал о чете Медянских, когда шел на захват Бузыкина, но как только увидел их обоих, понял, что все сказанное о них – ложь чистейшей воды. Ни Вера, ни Сергей не могли быть теми, кем были представлены ему по документам. И уже с того момента стал думать, как помочь им вернуть доброе имя. Хотя официально никто его к расследованию не привлекал, но что-то так и подталкивало его принять в нем непосредственное участие: в сущности он возглавил следствие. И будь Федор более тщеславен, имел бы полное право возгордиться своей работой. Чутье не обмануло его: удалось буквально «схватить за руку» и привлечь к ответственности кое-кого из партийных чиновников.

И не только районного масштаба. Как-то само собой вышло и оправдание Веры – никаким боком она не была причастна к хищениям. Прав оказался Пряхин: если бы не Лукин, вся затея с разоблачением просто бы заглохла. Лишь благодаря его участию это стало крупной удачей следствия.

Но он не возгордился – он задумался. На этот раз Федор задумался, и мысли те были ему не совсем присущи. Потому что был из тех, кто делает свою работу без лишнего шума, но дальнейшая судьба людей его, как правило, не волновала. Тогда почему он вдруг столь ревностно устремился помочь Медянским, будто от этого зависела его честь? Хотя на самом деле не зависело ничего. Да и рвения такого при расследовании он давно уже не проявлял даже после особых приказов.

Тут же никто не приказывал, но он все время ощущал чью-то великую заинтересованность, которая передавалась ему и вдохновляла его. И закрадывается в сознание майора странное подозрение: «Ой, неспроста я втянулся в эту игру. Ой, неспроста». А следом уже мысль совсем не для работника таких органов: «А может быть, это какая-нибудь высшая сила? Тот самый ихний Бог?» И торопится Федор отмахнуться от навязчивой мысли, что, мол, ничего особенного, все путем: Богу – Богово, кесарю – кесарево. Просто он отменно сделал свое дело – вот и удовлетворение от труда. Не совсем обычное, радостное сверх меры, но лично им заслуженное! Только не будешь ведь каждого в этом убеждать. Потому-то, когда понял, что Вера в молитве благодарит Бога, а не его, не стал мешать ей молиться. Тут первым не выдержал Пряхин:

– Вера, ты чего сидишь, как мумия? Не слышала – реабилитировали тебя? Под чистую, вникай! А того твоего завсклада, да и не только его – бери повыше! – раскрутили на всю катушку. Ну! Слезы-то к чему? Вот люди: посадят – плачут; оправдают – опять плачут. И чего только надо?