На чаше весов

— Агата. — В коридоре снова появляется Тимур. — Совсем забыл. Завтра в девять я жду тебя. — На поднятые в немом вопросе брови, Тимур со кривой лукавой усмешкой добавляет. — Займемся исследованием тактильного контакта.

— А? — Выдаю я, открыв рот. До чего неоднозначная фраза…

— Восстановим твою сексуальную жизнь. — Самодовольно заявляет Тимур, широко улыбаясь.

Пока я заливаюсь краской и глупо хлопаю глазами, Тимур бросает короткий взгляд на Вадима и странно усмехается. Вадим кашляет и бросает на меня такой испепеляющий взор, что, кажется, одним таким взглядом разделывает меня на куски.

— Д-да, я… приду. Ага. Завтра. В девять. — Жалко лепечу я, с осторожностью протискиваясь мимо стоящего статуей Вадима в подъехавший лифт.

Эта странная сцена надолго запечатлевается в моей голове. Что это было вообще? Как это понимать? Тимур… провоцировал Вадима? И Вадим поддался?

Я размышляю об этом, всю дорогу домой, глядя на Вадима, с мрачным видом вцепившегося в руль, так крепко, что побелели пальцы. И даже дома, глядя из окна своей кухни на стоящую внизу машину Вадима, которая почему-то не уехала, как только я из нее вышла, а еще долго продолжала стоять у меня под окнами.

Метающие молнии серые глаза мерещатся мне даже во сне, так что я впервые за несколько лет, просыпаюсь не от собственного крика ужаса, что происходит с упрямой периодичностью, а от тяжелого дыхания и странного трепета в животе.

И вот это меня уже беспокоит. Чем бы не была реакция Вадима, моя собственная — ни в какие ворота не лезет.

Я так крепко задумываюсь об этом, что даже не замечаю, как утром с особой скрупулёзностью укладываю волосы, и даже надеваю платье, вместо привычных джинсов и свитера.

Я обнаруживаю это немного позже, когда встречаю Вадима, и его оценивающий взгляд проходится по моим волосам, вниз по телу. Ловлю себя на желании поправить платье, хотя сидит оно и без того идеально. Боже мой, да что это со мной? С чего бы это мне вдруг захотелось выглядеть привлекательнее чем обычно? Неужто вчерашняя вспышка злости Вадима, лишь отдаленно напоминающая ревность, пробудила во мне этот глупый энтузиазм?

Да это просто жалко. Я жалкая. Я похожа на убогую неудачницу, настолько затосковавшую по мужскому вниманию, что готова бросаться на шею пусть даже и врагу, лишь бы он проявил ко ней хоть малейший интерес.

Господи, это же Вадим! Очнись, Агата. Только не он. Только не снова.

Нет-нет. Это просто гормоны. Гормоны и долгое воздержание.

Сжавшись от нахлынувшей злости и жалости к себе, опускаю взгляд и молча иду на свидание с Матвеевым. Подумаю об этом позже. А лучше, не подумаю совсем. Спишу все на обычную человеческую жажду к привязанностям. Да. Мне просто одиноко. Вот и все объяснение.

Глава 23

На этот раз Вадим остается за дверью, и то же самое заставляет сделать охранника.

Матвеев снова сидит напротив, еще более спокойный, чем вчера: видимо успокоительные имеют накопительный эффект. На мои слова сегодня он не реагирует совсем, оставаясь отрешенным и безмолвным.

Я начинаю с осторожного упоминая об эпидемии, рассказываю о том, что происходит в стране и в мире, добавляю в голос грусти и сочувствия, чтобы вызвать у него похожие эмоции, но ученый никак не реагирует, не поднимает взгляд, не шевелится, и я, думаю, даже не слушает мой монолог.

— Ваша дочь… — Делаю очередную попытку расшевелить мужчину. — Ее не могут найти, она…

— Оставьте ее в покое. — Наконец хрипло отзывается ученый, мазнув по мне уставшим взглядом. — Она не имеет к этому никакого отношения.

Я чуть не подпрыгиваю на месте от его замечания. Сработало! Ученый ожил. И сейчас очень важно задать правильный вопрос. «Она не имеет к этому никакого отношения». К этому. К чему «этому»?

Лихорадочно соображаю, кусая губы, вглядываясь в лицо мужчины.

— А кто имеет? Или что? — Осторожно, но твердо наступаю я. — Ven1? — Была не была, решаю идти ва-банк.

Мужчина сглатывает, отворачивается. Что-то внутри него ёкает. Какая-то горечь, или обида, что-то очень смутное, но болезненное.

— Ven1 — лекарство. — Упавшим голосом протягивает Матвеев.

Я подаюсь ближе.

— Лекарство от Калидуса?..

Один быстрый взгляд, полный удивления, затем обиды. И все. Матвеев захлопывается, как раковина. Даже поза меняется. Он ниже опускает голову, сжимает плечи. Обида внутри него становится более явной, но возрастает и какое-то детское упрямство, больше похожее на протест. Сегодня он больше не станет со мной говорить, уверена на все сто.

Я благодарю ученого и оставляю его.

Вадим прослушивает запись трижды, пока я стою у окна, слушая неровное биение своего сердца. Чувствую себя на удивление сносно, но сердечный ритм вызывает беспокойство. Наверное, пора показаться врачу.

— Пора передавать материалы обвинению. Что есть, то есть… — Наконец отзывается Вадим, оглядывая комнату задумчивым расфокусированным взглядом.

— А как же мотив? — Оборачиваюсь на его замечание. Вадим не отвечает, и я подхожу ближе. — Ты отправишь его в СИЗО? Мы ведь так и не узнали, как бороться с эпидемией.

— Не думаю, что он нам об этом сообщит. Пусть этим занимаются бактериологи.

— Но Вадим…