На чаше весов (СИ)

Разглядываю лицо. Узнаю и нет. Другая прическа, другой цвет волос, цвет глаз. Другой контур губ, подведенных ярко-красной помадой. Ни одной веснушки на лице, раньше их было, бесконечное множество. «Это потому что меня солнышко любит» — вспоминается звонкий голос девчонки откуда-то из позапрошлой жизни.

Теперь и голос другой. Глубокий, твердый. Решительный.

И взгляд… уверенный такой, дерзкий.

Смотрит прямо, с вызовом, и будто алкоголь мне прямо в вену впрыскивает. Меня шатает и ведет. Как молнией ударенный, иду в кабинет, она шагает за мной, громко стуча каблуками. Плотно закрываю дверь. Оборачиваюсь.

Она чувствует себя здесь вполне комфортно, разглядывает кабинет, ходит туда-сюда. Останавливается у стола, садится на стул. Изящно закидывает ногу на ногу. Поднимает взгляд.

— У меня только один вопрос. — Сверлит меня пронзительным взглядом. — Ты спланировал все это заранее? — Взмахивает руками, показывая на кабинет.

Ждет ответа, вопросительно приподняв бровь.

Моргаю. До меня никак не доходит.

— Заранее? — Тупо повторяю, не отводя от нее глаз.

Разочарованная моей недогадливостью, вздыхает. Встает. Подходит ближе.

— Когда? — Спрашивает, слегка понизив голос. — Когда в твою голову пришла мысль, что ты можешь занять это кресло? — Машет назад рукой. Подходит еще на шаг, склоняется. Как загипнотизированный смотрю на ее губы. — До того, как ты избавился от меня или после?

Резко отшатываюсь.

— Избавился??? — Шумно выдыхаю. Чуть не задыхаюсь, будто облитый кипятком. Завожусь в одно мгновение. Зверею. Хватаю ее за плечи. — Это Миттер тебе сказал, что я хотел избавиться от тебя? Он, да?

— Нет, Вадим. Тимур здесь ни при чем. — Холодно отвечает Агата, кладет ладони на мои руки, отстраняя. — Он вытащил меня с того света, когда ты отказался…

— Тимур… — Выплевываю, словно яд, кривлюсь. — А Тимур не сказал тебе, что я долбанных три месяца ищу тебя? Не сказал, что это я инсценировал твою смерть, чтобы ты могла жить?.. Тебя убрали бы еще до того, как ты пришла в себя. Я попросил его спрятать тебя на полгода… Но мудила решил, что может решать за тебя… Сказал, что ты уехала и знать меня не хочешь… Он не сказал…

— Не сказал. — Обрывает поток моей яростной речи Агата. Сводит челюсти. Испепеляет меня глазами. Выдержка ее подводит. Думает, изучает мое лицо, будто ищет там ответы, анализирует. Затем растерянно хмурится, озирается по сторонам. Снова впивается глазами в мое лицо. — Но и ты ни разу за все время даже не попробовал связаться со мной.

— Я не мог. — Встряхиваю ее за плечи, рычу. — Как я мог? Каждый мой шаг отслеживался. Каждый… Я не мог позволить им выйти на тебя.

Агата резко дергается, вырывается из моих рук. Хмурится, нервничает. Поджимает полные губы. Смотрит то на меня, то в сторону. Судорожно соображает, будто не может решить, что делать дальше.

Ее самообладание трещит по швам.

Скрытые под напускным спокойствием чувства, выливаются наружу. Она не равнодушна, нет. Какой же бред… Не хочет меня видеть… Моя Агата не может быть ко мне равнодушна. Никогда не была и никогда не будет.

Расслабляюсь. Выдыхаю. Подхожу ближе.

— Я бы никогда не отказался от тебя. — Говорю едва слышно.

Вздрагивает. Медленно моргает.

Ну вот и все. Вся ее выдержка лопается и осыпается к моим ногам. Теперь я узнаю свою Агату. Она смотрит на меня блестящими глазами, и во взгляде снова… так много всего.

С каким-то обреченным видом прикрывает веки, словно боится принять решение. Верить мне или нет. Остаться или уйти.

Усмехаюсь.

Обхватываю ее лицо руками. Провожу пальцами по скулам. Не сопротивляется, смотрит в ожидании. Медленно наклоняюсь и касаюсь губами ее губ.

Ей не нужно ничего решать.

Это моя Агата.

И я приму решение за нее.