На что похоже счастье

– У нас сегодня выдалось тяжелое утро, – сказал он голосом, в котором, на вкус Элли, было многовато патоки, – и я подумал: может, вы будете так любезны и на минутку пустите нас за свой компьютер кое-что проверить. Всего на одну минуточку.

Элли, стоявшая перед стойкой с буклетами, рекламировавшими разнообразное связанное с омарами времяпрепровождение, усмехнулась. Она понятия не имела, зачем ему понадобился компьютер, но даже она не могла поверить, что Грэму удастся уговорить эту женщину исключительно благодаря силе своего обаяния, потому что та определенно не имела ни малейшего представления, кто стоит перед ней, и смотрела на него с явным замешательством.

Однако же Грэм одарил ее ослепительной улыбкой, застенчиво пролепетал «пожалуйста», и женщина, ни слова не говоря, сунула книгу под мышку и подвинулась, чтобы он мог сесть за компьютер, как будто он отвечал за всю информацию для туристов в городке Гамильтон.

Потом, когда они уже шли к остановке, она повернулась к нему и закатила глаза.

– Что? – усмехнулся он. – Не верила, что мне это под силу?

Элли фыркнула и покачала головой.

– Что тебе так понадобилось там посмотреть?

– Я просто хотел убедиться, что за это время не всплыло что-нибудь новое, – пояснил он. – До того, как ехать встречаться с твоим отцом.

Элли захлопала глазами, поражаясь тому, что он об этом подумал.

– И как?

– Да все то же самое, – отмахнулся он. – Грэм Ларкин – бандит, Грэм Ларкин – убийца. Ничего такого, чего бы ты обо мне не знала, – пошутил он, но в его голосе прозвучали напряженные нотки, и Элли вспомнила, что он не заглядывал в Интернет перед отъездом. То, что он пошел на это ради нее, тронуло ее до глубины души, и ровно в тот миг, когда из-за угла, скрипя, показался автобус, она положила ладонь ему на локоть.

– Спасибо, – сказала она, и он кивнул.

Они поднялись в салон, Грэм протянул водителю несколько купюр, и они устроились на одном из передних сидений, поодаль от немногочисленных пассажиров, которые смотрели в окна в хвосте автобуса.

– Значит, когда эта женщина в следующий раз откроет браузер, – сказала Элли, прислоняясь к окну, – она увидит в истории поиска что-то вроде «Грэм Ларкин бьет фотографа».

Он рассмеялся:

– Вообще-то, я искал «Грэм Ларкин вырубает идиота, который слишком близко подобрался к нему с камерой».

Чем ближе они подъезжали к Кеннебанкпорту, тем больше и внушительнее становились дома за окном, огромные особняки с балконами, выходящими на воду, каждый из которых украшал американский флаг, гордо развевающийся на фоне безоблачного неба.

С утра перед выходом из дому Элли выяснила адрес особняка, в котором остановился ее отец; это оказалось не такой уж сложной задачей. Этому поместью далеко не впервые доводилось давать временный приют важному политику, и журналисты, у которых уже вошло в привычку рыскать поблизости, накропали о нем немало статей, что и позволило ей выйти на след. Она просмотрела столько фотографий, что даже сейчас, несколько часов спустя, могла с легкостью представить его серую дощатую обшивку и террасу, опоясывающую весь дом. Чего она представить не могла, так это того, как она пройдет по выложенной бетонными плитами дорожке и постучится в красную двустворчатую дверь. И как окажется лицом к лицу с Полом Уитменом.

Она обернулась к Грэму, который с трудом подавил зевок.

– Так, – произнесла она деловым тоном. – Мне нужен план наступления.

– Значит, мы идем на войну, да?

– Не могу же я взять и заявиться к нему на порог, не зная, что буду делать дальше! – сказала она, поворачиваясь к нему уже всем корпусом. – А вдруг там окажется его жена? Или сыновья?

– Они, между прочим, твои единокровные братья, – напомнил ей Грэм, и Элли пожала плечами:

– Наверное.

– Ну и как, ты уже придумала, что ему скажешь?

– Приблизительно, – ответила она, хотя это была неправда.

Она понятия не имела, что хочет ему сказать. Да и с чего бы ей было это знать, если она не могла даже толком разобраться в своих чувствах? Многие годы она вглядывалась в его фотографии, смотрела его интервью, издалека наблюдая за той жизнью, которую он себе построил, и гадала, каково это – быть ее частью. Теперь же, когда их пути готовы были вот-вот пересечься, мысль о том, что он может не обрадоваться этой встрече, оказалась для нее слишком сокрушительной.

Он ведь никогда не открещивался от своего отцовства – во всяком случае, на официальном уровне, – но, с другой стороны, и не признал его. А это означало, что в глазах общественности у нее не было отца, а у него – дочери. И предсказать, как он поведет себя, когда она явится к нему на порог, было совершенно невозможно. Существует ли хотя бы малейшая вероятность того, что он может ее узнать? Узнает ли она его? И не так, как она узнавала его на фотографиях в газетах, а на каком-то более глубинном уровне. Всколыхнется ли в ее душе что-то, скажет ли ей о том, что они с ним одной крови, а не просто два чужих человека, стоящие по разные стороны порога? Что они родня?