На что похоже счастье

Когда оркестранты отыграли последние ноты своей мелодии и опустили инструменты, толпа затихла в ожидании. Грэм запрокинул голову, глядя на небо, хотя на нем ничего не было видно, кроме слабого мерцания звезд. От созерцания звездного неба его оторвал телефон, завибрировавший в руке. Грэм сунул его в карман по пути к выходу, но не смог найти в себе сил перезвонить ни одному человеку из тех, кто пытался дозвониться до него весь день. У него просто не было настроения сейчас разговаривать с адвокатами, агентами и пиарщиками. Все это было частью его лос-анджелесской жизни. А он пока что находился здесь, в Хенли.

Он собирался уже отключить телефон вообще, когда понял, что звонит мама.

– Привет, – произнес он, поднося трубку к уху, и запоздало сообразил, что она может звонить потому, что видела его в новостях.

Такая возможность сразу даже не пришла ему в голову; родители и актерская карьера существовали практически на противоположных полюсах его жизни, и пытаться совместить их друг с другом было все равно что стараться навести размытую картинку на резкость.

– Привет, – сказал он, и тут в трубке зашуршало.

– Погоди секунду, – сказала мама Грэму, который двинулся между покрывалами, там и сям разложенными на лужайке, к краю сквера. В темноте можно было не опасаться, что его узнают, хотя кое-кто из отдыхающих провожал его взглядом прищуренных глаз. В трубке послышался смех, потом что-то щелкнуло, и слышимость стала лучше; похоже, мама включила громкую связь. – Папа тоже хочет с тобой поговорить.

Грэм закрыл ладонью свободное ухо, чтобы лучше слышать, и опустился на прохладную траву в дальнем конце сквера.

– У вас там все в порядке? – спросил он, хотя не был уверен, что хочет знать ответ.

Однако, к его изумлению, мама лишь вновь рассмеялась.

– Салют уже идет? – спросила она громко, перекрикивая шум на заднем плане.

Они, похоже, были на барбекю у соседей. Грэму так и представилось, как отец, в его любимой голубой рубашке поло, и мама, в белой в красную полосочку футболке, вдвоем приникли к телефону.

– Где? – бестолково спросил Грэм. – У вас?

– Нет, – сказал папа. – У тебя. Мы специально утром посмотрели, в какое время темнеет в штате Мэн. Салют уже идет?

– Нет еще, – ответил Грэм, и в ту же секунду первая петарда, точно метеор, взмыла в воздух. – А вот теперь идет. Только начался.

– У нас салют будет еще только через несколько часов, – сказала мама. – Но мы хотели посмотреть его с тобой.

Грэм улыбнулся, не зная, что сказать. Мысль о том, что они узнали, в какое время в Мэне темнеет, дождались этого времени, а потом улизнули с праздника, чтобы позвонить ему, оказалась для него такой неожиданностью, что он не знал, как на это реагировать.

– Помнишь тот год, когда мы смотрели салют из парка? – спросил папа. – Ты тогда еще обжег палец об антикомариный фонарь?

Грэм рассмеялся:

– А помните, как мы ходили смотреть салют на пляже?

– И папа уронил со скалы арбуз? – давясь смехом, спросила мама.

– Эй! – возмутился папа шутливо. – Я же не виноват, что та чайка так незаметно ко мне подкралась!

В небе с треском расцвели еще два фейерверка, переливающиеся разными цветами.

– Жаль, что вы сейчас не со мной, – произнес Грэм негромко, но даже это виртуальное присутствие, даже их приглушенное дыхание в трубке было радостью. Он смотрел, как в небо один за другим взлетают фейерверки, каждый непохожий на предыдущий и одновременно перекликающийся с ним; они были эхом всех тех салютов, которые он видел в прошлом, когда ходил на праздники вместе с родителями. Грэм кашлянул. – Тут за последние дни столько всякого произошло…

– Мы знаем, – сказала мама. – Мы пытались дозвониться до тебя, когда только увидели газеты.

– Мне очень жаль, что так случилось, – сказал ей Грэм. – Я просто…

– Эти папарацци – настоящие стервятники, – заявил папа тем особенным тоном, который появлялся у него, стоило ему заговорить о республиканцах и о соперниках их местной бейсбольной команды. – Поделом им.

– Спасибо, – сказал Грэм. – Но мне все равно ужасно стыдно, что так вышло.

– Ты слишком много работаешь, – сказала мама. – Сначала натурные съемки, потом не успеешь вернуться, как придется еще снимать павильонные сцены, а потом еще рекламный тур…

Грэм расхохотался:

– Откуда ты все это узнала?

– Мы выписываем «Вэрайети», – похвасталась она. – И «Голливуд репортер».

– В самом деле? – поразился Грэм, безуспешно пытаясь представить, как его мать проглядывает ежедневные новости из жизни голливудских обитателей.

– Ну разумеется, – ответила она таким тоном, как будто это была самая естественная вещь на свете. – Нам нравится быть в курсе того, что происходит в твоей жизни.

– И потом, всегда интересно заглянуть одним глазком в мир цветных кинокартин, – пошутил папа, и Грэм засмеялся:

– Мы обычно называем их просто фильмами.

– Ну, тогда в мир цветных фильмов, – сказал папа. – Твое имя в последнее время часто упоминают. В связи с разными интересными ролями…

– Не верь ни единому слову, – сказал Грэм. – Я пока что еще не решил, чем займусь дальше.