На что способна умница

— Иногда констебли действуют слишком грубо, — говорила миссис Лейтон. — Им полагается брать под стражу тех, кто оказывает сопротивление, но так бывает не всегда. В случае опасности прекратите отбиваться и вместо этого нанесите ущерб какой-нибудь собственности. Если начнете бить окна, им придется как-нибудь отреагировать. Меньше всего мне хочется крушить какую-нибудь бедную лавчонку, но порой нам просто не оставляют выбора.

— Ясно, — кивнула Ивлин.

Она взяла камень, который протянула ей миссис Лейтон, и положила к себе в сумочку. Камень кто-то завернул в листовку с доводами в пользу «Голосов женщинам». Ивлин хотелось остроумно пошутить насчет булыжников и кирпичей, самой себя, миссис Лейтон или листовки, но подходящих слов не нашлось, а пока она подыскивала их, стало ясно, что шутка получается совсем не смешная, поэтому она отвернулась и занялась выбором плаката из стопки. На одном было написано: «Кому налоги платить — тому и в правительство входить».

Не то чтобы Ивлин платила налоги.

Но лозунг был зарифмован.

Пусть и кое-как.

Двенадцать присутствующих женщин намеревались добиться ареста, а остальные, полагала Ивлин, должны были оказывать им поддержку. То есть не нарушать закон и ограничиться выкрикиванием лозунгов, раздачей листовок и пением.

С плакатом в руках Ивлин распрямила плечи и присоединилась к женщинам. Большинство были незнакомыми, но среди них Ивлин заметила мисс Уилкинсон из Уэст-Хампстедского общества и темноволосую мисс Мирас, которую ей представили во время марша к арке Веллингтона. Ивлин это знакомство повергло в благоговейный трепет, потому что мисс Мирас изучала химию в Имперском колледже и в глазах Ивлин выглядела идеалом Новой Женщины. Мисс Мирас ободряюще улыбнулась Ивлин, но та оробела, смогла лишь пролепетать «привет» и отвела взгляд.

Суфражистки пели на мотив «Старой дружбы»[12]:

Какой-то неопрятный тип
По кабакам блуждал.
Он голодом жену морил,
А деньги пропивал.
Чтоб женщинам голосовать,

И слышать не желает:
«Жене покрепче наподдать,
Свое пусть место знает».

Ивлин не пела: ей не хотелось, вдобавок она не знала слов. Она отделилась от плотной группы женщин и начала вышагивать туда-сюда с высоко поднятым плакатом, пытаясь убедить себя, что занята чрезвычайно важным делом, так что ей не до разговоров.

Нет, она не струсила. Нисколько. Кто угодно испугался бы таких перспектив, но не она.

Но точно никому не хватило бы смелости пойти на попятный.

* * *

Ивлин казалось, что они проторчали возле здания целую вечность, а на самом деле прошло от силы полтора часа. Она была благодарна остальным женщинам — за их присутствие, за плакаты и песни. За чувство принадлежности. За то, что все они были вместе. Ведь этого она и хотела, верно? Но чувствовала ли она на самом деле свою принадлежность к ним? Трудно сказать. Пожалуй, немного. Но главным образом она ощущала страх: низменный, тупой, сугубо эгоистичный ужас.

Наконец из здания послышались голоса, люди начинали выходить. Полицейские напряглись — или Ивлин почудилось? Но женщины определенно встрепенулись. Маловероятно, чтобы политические деятели вышли через главный вход, где так открыто заняли позиции суфражистки, поэтому нескольких женщин отправили незаметно покараулить к другим выходам — служебному и черному.

— А если они не выйдут? — спросила Ивлин.

Одна из суфражисток фыркнула:

— Ну и что! Значит, будем ждать здесь всю ночь. Полицейским это наверняка наскучит раньше, чем нам.

И она громко завела ту песню, которую Тедди пел во время марша: «Поднимайтесь, женщины, будет долгим бой…»

На этот раз ее подхватила и Ивлин.

Двери зала открылись, толпа хлынула наружу. Кое-кто посматривал на суфражисток, но большинство людей проходили мимо не глядя и торопливо, словно опасались приставаний. Ивлин запела громче, чтобы не прислушиваться к пугливому трепету сердца. Она думала о том, что стало с суфражистками, находившимися в зале. Их арестовали? Выгнали? Заперли в каком-нибудь из помещений здания?

— Слава, слава, аллилуйя! Слава…

— Мы здесь!

Это была одна из женщин, которых отправили караулить другие выходы. От бега ее лицо раскраснелось, шляпка сбилась набок.

— Они удирают через черный ход! Скорее!

Женщины бросились бежать. Ивлин тоже побежала, проклиная путающиеся в ногах юбки. За спиной послышались свистки полицейских. Оглянуться она не решилась. Все это происходило с ней на самом деле. Прямо сейчас.

— Вы поддерживаете избирательное право для женщин? — закричала бегущая впереди миссис Лейтон. — Поддерживаете право женщин голосовать?